— Я был тут все это время! — Мистер Тонго покрутил в руках пластикового Годзиллу, словно они нуждались в доказательстве. — Монструозное здрасте всем.
Они неуверенно улыбнулись:
— Как поживаете, мистер Тонго?
— Я? Я — замечательно. Рад быть с вами. Счастлив видеть вас обоих. Итак! Снова в школу! Какое волнующее время! Quelles felicitations![19] Мазаль тов!
Пенну казалось весьма любопытным то, что примерно десятка лет учебы оказывается достаточно, чтобы все запомнили академический календарь на всю жизнь — даже такой человек, как мистер Тонго, у которого детей не было, каждый сентябрь поздравлял их с началом нового учебного года. Словно школьные годы порождали ностальгию, настолько глубоко въедавшуюся в клетки, что организм ощущал ее каждую осень так же естественно, как белки в парке начинают лихорадочно запасать продовольствие на зиму — и не важно, что погода до сих пор прекрасная и всех их по-прежнему греет солнце.
— Да, очень волнующее, — согласился Пенн, а потом неловко добавил: — Спасибо.
— Всегда пожалуйста, всегда пожалуйста. Итак, друзья мои, в честь нового года, думаю, пора нам пройти особую тему сверх школьной программы: «Пубертат и блокаторы. История любви».
В миниатюрном окошке в углу экрана Рози видела, как ее брови поползли вверх.
— О, мистер Тонго! Поппи всего девять! — Может, он сбился со счета? — Нам до этого еще несколько лет.
Лет!
— Время летит, как брошенный банан, дорогая. — Его глаза сверкнули. — Когда вы двое в последний раз серьезно говорили о блокаторах гормонов?
Рози вспомнила Дуалистический ужин с Марджинни и Фрэнком. Они начали его с тыквенного супа, то есть это было осенью, то есть прошел уже год.
— Довольно давно, — признала Рози.
— Что ж, давайте поговорим! — Мистер Тонго хлопнул в ладоши. — Это будет весело!
За минувшие годы мозг Пенна взял в привычку после каждого обещания мистера Тонго — «это будет весело» — проигрывать тему из «Челюстей».
Рози покачала головой.
— У урожденных мальчиков пубертат наступает позднее, чем у урожденных девочек. Еще не время. Слишком рано думать о блокаторах гормонов.
— Слишком рано принимать их, — мягко поправил ее мистер Тонго. Он методично обкладывал Пубертатного Годзиллу кубиками-блокаторами, строя вокруг него тюрьму. — И как раз самое время думать. Вас впереди ждут непростые решения. Блокаторы — и как долго? Гормоны изменения пола — и когда? Операции — и какие? Все/что-то/ничего из перечисленного? Трудные материи. Как думаете, Поппи обо всем этом беспокоится?
— Вовсе нет, — заверила Рози.
Но мистер Тонго не проникся:
— Вот это меня и беспокоит. Знаете, когда-то детей-трансгендеров не было. Ваш сын приходил к вам в платье, и вы говорили: «Ты мне больше не сын!» или «Мальчики не носят платья!» — и точка. Этот парнишка рос, и если ему удавалось пережить детство, пубертат и юность, то, может быть, при условии, что ему везло, он со временем находил дорогу в сообщество людей, которые понимали то, чего никто никогда не понимал. И он постепенно менял одежду и прическу, имя и местоимения и понемногу пробовал, как это — быть женщиной, и за годы и десятилетия мог постепенно ею стать. Или мог покончить с собой намного раньше. Уровень самоубийств среди этих детей превышает сорок процентов, чтоб вы знали.
Пенн прикрыл глаза. Он знал.
— Теперь во многих отношениях стало лучше. Клоду повезло. Он пришел к вам и сказал, что хочет носить платье, быть девочкой, и вы сказали — ладно, сказали, что поможете, что это не имеет для вас значения, ведь вы любите его, что бы ни случилось. Так что вы позволили ему отрастить волосы, купили платье, переехали через всю страну: просто добавь воды, и мгновенно получишь девочку. Это так замечательно для всех вас! Если не считать того, что пубертат наденет на Поппи шоры. Она не думает о себе как о мальчике. Вы не думаете о ней как о мальчике. Поскольку она росла без ненависти к своему пенису, потому что он никогда не мешал ей быть тем, кем она себя чувствовала, и вы принимали ее такой, какой она была, Поппи полностью нормализовала свой пенис. У нее он не ассоциируется с мужественностью. Да и вообще ничего не значит. Просто она так писает. Но это изменится. Скоро длинных волос и платья будет недостаточно, чтобы оставаться девочкой. Вы должны подготовить ее.
— Вы сейчас говорите, что мы слишком хорошо сделали свою работу? — рассмеялась Рози, пытаясь перевести все в шутку.
Но мистер Тонго кивнул:
— Именно это. Грубо, я знаю. Раздражает, когда вам говорят: «Вы такие хорошие родители, что вредите собственному ребенку».
Пенн и Рози переглянулись, ошарашенно и виновато, но Годзилла пустился в пляс:
— Не унывайте, вы, двое! Поппи не превратится в мужчину в мгновение ока. Просто начинайте сеять семена. Думайте о том, как будете разговаривать с ней о переменах — о прекрасных, чудесных, радостных, — которые происходят со всеми мальчиками и девочками, когда они становятся чуточку старше, чем она сейчас. Придется помочь вашей маленькой девочке превратиться в женщину при любых обстоятельствах. И они просто чуточку веселее обычных!
В свои четырнадцать, четырнадцать, шестнадцать и семнадцать отпрыски Пенна не перестали расти, но с детством покончили — во всяком случае, заканчивали. Они готовились выйти в мир, но из этого не следовало, что они больше не слушали сказки на ночь. Слушали. Иногда. Особенно в походе или на каникулах. Особенно летом, когда после наступления темноты собирались вокруг костра на заднем дворе. Но Поппи укладывалась спать раньше мальчиков, рассказывавших собственные сказки, в которые их родители и сестра не были посвящены. Так что Пенн и Поппи часто оставались во время сказки на ночь наедине.
У Грюмвальда больше не было огромного числа друзей. Ему пришлось оставить тех друзей, с которыми он рос, отправившись Туда, а новых он не завел. У принцессы Стефани, напротив, было много подруг, но только Грюмвальд знал ее секреты. Например, подруги не знали, что она каждую ночь становится феей. Не знали, что умеет летать и зажигать звезды. Думали, что ее волосы неоново-зеленого цвета просто потому, что она такая прикольная. Стефани переживала из-за необходимости лгать им, но не хотела рисковать и потерять девочек, поведав правду. А скрывать было легко. Если они отправлялись поплавать, она всегда переодевалась в ванной. Подруги никогда не видели ее без одежды, и крылья оставались скрыты. Если шли вместе обедать, а не ужинать или днем проходило заседание книжного клуба, никто не считал странным, что Стефани никогда не встречается с ними по вечерам.
— Она состояла в книжном клубе? — спросила Поппи.
— Все состоят в книжном клубе.
— И вино пьют? — Поппи была заинтригована.
— Что за книжный клуб без вина!
