— И тебя не беспокоит, что у девочки нет денег даже на дорогу?
— Думаю, у нее хватит ума продать жемчуг, который я ей подарил.
— На самом деле уже не хватило. Мария оставила его здесь. — Бабушка положила на стол бархатный футляр. — Сказала, что у нее нет на него права.
Оливер уставился на футляр. Куда же она поехала без денег? Должно быть, сестры дали ей что-нибудь, но не много, у них у самих никогда нет наличных, а Марии придется ехать в почтовой карете. У Оливера похолодело внутри, когда он подумал, какую легкую добычу представляют собой Мария и Фредди для всякого рода жуликов, бессовестных трактирщиков, не говоря уж о разбойниках с большой дороги.
— Мне это безразлично, — упрямо повторил он, но сам чувствовал, как неубедительно звучит его голос.
— Тогда тебе, очевидно, нет дела до того, что Мария уехала с мистером Пинтером, который взялся доставить ее к американскому жениху.
— Этому не бывать! — вскричал Оливер, но, заметив триумфальный блеск в глазах бабушки, пожалел, что не придержал язык.
Миссис Пламтри с иронией приподняла серебристую бровь. Оливер бросился в холл.
— Минерва! — что есть силы гаркнул он.
Через секунду по лестнице застучали торопливые шаги.
— Что случилось? — на ходу спросила Минерва.
— На чем уехала Мария?
Минерва перевела обеспокоенный взгляд с Оливера на бабушку и обратно.
— Мистер Пинтер предложил довезти ее и Фредди, куда им нужно. Мне показалось, что они собрались куда-то далеко. С его стороны это было очень любезно, и я…
— Чертов негодяй!
— Он джентльмен, — вставила бабушка. — Мне кажется, она с ним в безопасности.
— Джентльмен. Это точно, — повторил он. Из тех, кто представит его, Оливера, в самом черном свете, кто всю дорогу будет рассказывать Марии о его самых бесстыдных выходках.
Но какое это, черт возьми, имеет значение? Марии нет, она уехала и не вернется. Ему безразлично, что она станет о нем думать.
Но, оказывается, не безразлично. Еще хуже другое. Пинтер сейчас изображает из себя благородного рыцаря, а рыцари, несмотря на все свое благородство, весьма восприимчивы к женской красоте и очарованию. Пинтер тратит на Марию свое время и деньги, более того, ради Марии он отказался от гонорара Оливера. Все это неспроста. Сыщик наверняка рассчитывает на вознаграждение. Вот только какое?
Мария сейчас в затруднении, она расстроена, взволнована. Пинтер проведет с ней в карете много часов, возможно, и дней. Простак Фредди ему не помешает, и тогда…
Оливер раздавит его, как муху, если этот тип дотронется до Марии хоть пальцем!
Оливер гигантскими шагами двинулся по коридору.
— Когда они уехали?
— Пять часов назад, — ответила семенящая за ним Минерва.
— И куда направились?
— Я не…
— В Саутгемптон, — вставила бабушка, которая каким-то удивительным образом умудрялась не отставать от внука. — Один из грумов, — продолжала она в ответ на вопросительный взгляд Оливера, — узнал это от кучера мистера Пинтера.
Если ехать всю ночь, то к утру можно быть в Саутгемптоне. Конечно, путешествовать зимней ночью нелегко, но у Оливера всегда были хорошие лошади, он не экономил на них даже при недостатке средств.
— Минерва! — распорядился он. — Вели кучеру закладывать карету. Я выезжаю через час.
Минерва поспешно скрылась. Оливер направился к себе, чтобы прихватить необходимые вещи, но тут его поймала за руку бабушка.
— Ты хочешь ее вернуть?
Оливер вгляделся в обеспокоенное лицо старушки.
— Только если она сама этого захочет, а в этом я не уверен.
— Тогда зачем ты едешь?
— Чтобы не дать шанса этому помпезному ослу Пинтеру. У нее нет ни денег, ни защиты. Только Фредди. А Пинтер всего-навсего мужчина. Разве он устоит перед Марией?
— Это единственная причина?
— Да. — Но Оливер знал, что говорит неправду. Он пускался в погоню, потому что представить себе не мог Марию в объятиях Хайатта, потому что сама мысль о том, что она уехала, не написав ему даже записки, разрывала ему сердце.
Но главной причиной, погнавшей Оливера из дома в зимнюю ночь, была картина бесконечно долгих и пустых лет, которые ждали его впереди, если с ним не будет Марии.
Глава 24
Мария, утомленная бессонной ночью после бала, задремала сразу же, как только карета покинула Холстед-Холл. Но несмотря на все заботы мистера Пинтерa о ее удобствах, в карете было холодно, колдобины на дорогах мешали сну, а потому после короткой остановки на поздний обед сыщик и его спутница занялись делами — стали обсуждать положение.
Что касается Фредди, то он уже все решил.
— У меня с собой шпага, — заявил он. — Я его вызову и проткну насквозь. И у тебя не будет никаких проблем с наследством.
— Не говори глупостей, — сердилась Мария. — Никаких дуэлей не будет. — Она ни за что не допустит, чтобы юношу убили.
— Тебе следовало сообщить его светлости, что ты уезжаешь, — ворчливо заметил Фредди. — Надо было позвать его с собой. Уж он бы справился с Натаном.
Мария надеялась, что мистер Пинтер не станет вникать в их перепалку с кузеном. За обедом она еще раз рассказала сыщику о договоре с Оливером, умолчав, разумеется, о проведенной с ним ночи и о предложении выйти замуж за него.
— Это не имеет никакого отношения к лорду Стоунвиллу, — твердо ответила она кузену.
— Но ведь он же твой жених! — воскликнул Фредди.
— Это был спектакль для его бабушки. И пожалуйста, помолчи. Хватит об этом.
— А я считаю, что это не был спектакль, — с удивившим Марию упрямством заявил Фредди.
— Глупости, — растерянно пробормотала она.
— А леди Селия и ребята говорили по-другому. Когда мы ехали на бал, они мне объяснили, что ожерелье, которое он тебе подарил, стоит целое состояние.
Мистер Пинтер выпрямился на сиденье. Мария бросила на кузена раздраженный взгляд.
— Не будь смешным. Маркиз сам говорил, что давно бы его продал, если бы оно действительно было дорогим.
— Леди Селия сказала, что он не может с ним расстаться. Он продал все драгоценности, которые приобрел его отец, а этот жемчуг миссис Пламтри подарила дочери, когда та стала выезжать в свет.
У Марии вдруг пересохло в горле.
— Наверное, Селия ошиблась, — прошептала она. — Или ты что-то неправильно понял.
Но в душе она знала, что это правда. Чувство вины за столь поспешный отъезд из Холстед-Холла росло. Она просто струсила. Оливер заслужил, чтобы ему отказали достойно. А ведь она действительно ему отказала, отказала еще ночью. Однако он предпочел не обращать на это внимания. Можно ли винить женщину в трусости, если она бежит, уверенная, что не устоит перед соблазном?
