завишу от милости польского правительства. В результате этого поляки в Лондоне широко распространяют свои версии событий в парламенте. Я хочу защитить общее положение. Как я могу это сделать, если не осведомлен о действительном положении в Польше? Меня могут спросить в парламенте, могу ли я послать людей в Польшу? И ему придется ответить на этот вопрос отрицательно. Это будет содействовать распространению польских сплетен в Англии».
Черчилль хитрил — и хитрил целенаправленно. Что происходит в Польше, он знал прекрасно. Уже две недели, как английская миссия «Фрестон» возвратилась с помощью советских властей на остров, и британское правительство получило весьма подробный отчет о происходящем в стране. Сведения были самыми свежими и полными.
Знал Черчилль и о том, что все это прекрасно известно и Сталину. Но ему надо было сделать жест. Он уже сейчас думал о будущем, о предстоящих выборах, о привлечении новых сторонников и не желал терять старых.
Надо было показать, как он постоянно и неуклонно борется за польские интересы. Хотя эти интересы он давно уже предал, и саму Польшу благополучно сдал.
Но он был опытным политиком. Сталин это прекрасно понимал и даже где-то поддержал игру Черчилля.
Поэтому на заключительную фразу английского премьера о том, что «…британское правительство, естественно, разрешило бы посылку советской миссии в любое место в тылу союзных войск, будь то в Греции, Италии или Фландрии», Сталин спокойно ответил:
«У де Голля есть свой представитель в Люблине. Может быть, британскому правительству направить такого же представителя в Польшу? Можно, наконец, послать в Польшу корреспондентов. До сих пор британское правительство не ставило этого вопроса перед советским правительством. Но я думаю, что, если такой вопрос будет поставлен, то поляки не будут возражать».
Этим Сталин еще раз подчеркнул главам западных держав: в Польше есть правительство, оно законное, и вести переговоры и получать сведения о положении в стране нужно только с ним.
И Черчилль, и Иден пытались еще настаивать на посылке своих представителей в Польшу до решения вопроса о составе нового правительства, заявляя, что им необходимо иметь информацию для доклада в парламенте.
И снова столкнулись с твердой позицией советской стороны. Сталин заявил: «У британского правительства в Польше будет посол, и у посла будут сотрудники», — дав этим самым ясно понять: в Польше есть законное правительство, сотрудничайте с ним…
И в тот же день Молотов вручил Гарриману и Идену специальное заявление советского правительства:
«Когда Польское Временное Правительство Национального Единства будет сформировано должным образом, в соответствии с вышеуказанным, Правительство СССР, имеющее дипломатические отношения с нынешним Временным Правительством Польши, а также Правительства Великобритании и США, установят с Польским Временным Правительством Национального Единства дипломатические отношения».
По вопросу границ Ялтинская конференция постановила: «На востоке граница должна идти по линии Керзона с отклонениями в определенных местах от 5 до 8 километров в пользу Польши».
И еще было признано, что очень важно: «Польша должна получить существенное территориальное приращение на севере и на западе».
В результате, после принятия этого решения, Восточная Пруссия была поделена между Польшей и Советским Союзом. Причем Польша получила более двух третей бывшей германской провинции. Против такого расклада весьма возражали и Рузвельт, и Черчилль. Но Сталину удалось настоять на своем. К сожалению…
Ялтинское соглашение, где официально был зафиксирован послевоенный раздел мира между США, Англией и СССР, явился признанием СССР великой державой. После Ялты Россия стала одним из центров мировой политики, от которого зависели будущее всего человечества и судьбы мира.
Точка была поставлена. Все попытки англичан попытаться спасти польских эмигрантов окончились неудачей. Впрочем, британцы не очень-то и старались…
* * *
В «польском» Лондоне, когда узнали о решениях Ялтинской конференции, начался визг. Господа в потертых фраках выпустили заявление, призыв к общественному мнению мира, своеобразный вопль отчаяния, который напечатало полуофициальное польскоязычное издание «Дженник польский и дженник солдата».
Самый главный пункт этого вопля гласил: «Решения конференции трех, касающиеся Польши, не могут быть признаны польским правительством и не могут обязывать польский народ. Отрыв от Польши восточной половины ее территории путем навязывания так называемой линии Керзона в качестве польско-советской границы польский народ воспринимает как новый раздел Польши, на этот раз произведенный союзниками Польши».
У поляков, как всегда, оказалась короткая память. Они совершенно «забыли», что с линией Керзона они полностью согласились еще в 1921 году, во время переговоров в Риге после окончания Советско-польской войны.
Заявление это появилось в печати после 12 февраля. Но англичане к тому времени уже совершено перестали считаться с правительством Арцишевского.
Черчилль, вернувшись в Лондон, говорил на заседании правительства (военного кабинета) 19 февраля, что он «вполне убежден в доброй воле Сталина по отношению к миру и к Польше и не думает, чтобы «Россия могла бы иметь что-либо против постановлений, какие были приняты по вопросу о свободных и честных выборах в этой стране». То же самое он заявил через неделю в палате общин.
Узнав об этом, эмигрантское правительство все поняло и стало всерьез задумываться о своем будущем. Похоже, что вскоре англичане перестанут его признавать, надо было задуматься и о судьбе архивов, обеспечении государственных чиновников, о средствах для «продолжения работы в изгнании».
А тут еще 20 февраля пришла из Польши радиограмма от Янковского, шокированного решением и заявлением лондонцев. Он писал: «На что рассчитывает правительство, отметая решения Ялтинской конференции? Каков план его действий? И заканчивал: «Ваше молчание губительно».
Аналогично англичанам на польские события реагировали и в США. Еще в Ялте Рузвельт подчеркнул, что «Польша представляет потенциальный источник беспокойства в послевоенной Европе».
Направленный в США еще генералом Сикорским для связи с Объединенным комитетом начальников штабов полковник Л. Миткевич с военной точностью и полной определенностью описал состояние мнений по польскому вопросу в США:
1. Расчеты на быстрое изменение расклада сил и на быстрый вооруженный конфликт между Западом и Советской Россией ошибочны.
2. В этом раскладе международных сил Польша не может рассчитывать на практичную и непосредственную помощь в организации ее жизненных вопросов
