— Ты всегда будешь нужна мне, — проговорил Эндрю. — Я люблю тебя. О, как же я тебя люблю.
Он с шумным вздохом поднялся на один локоть и посмотрел на Грир, потеребил ее волосы, накрутил одну прядь на пальцы.
— А представляешь, если вот прямо сейчас ты забеременеешь? — мечтательно спросил Эндрю.
— Что? — Грир оторопела и только огромным усилием заставила себя сосредоточиться. Не может быть, чтобы он предположил, будто она может забеременеть. Нет!
Улыбнувшись, Эндрю зарылся носом в ее шею.
— Считается, что такое случается только в кино. Но на самом деле зачатие может произойти и во время первой ночи любви. Мы ведь можем на это надеяться, правда? — ласково поинтересовался Эндрю.
Грир крепко обхватила его руками. Он не предохранялся и не спрашивал ее ни о чем таком. Ей пришло в голову, что раз он врач, то мог бы как раз и подумать об этом. Это злой рок, дурочка. Ты еще не поняла, что он преследует тебя? Эндрю мечтал о детях — собственных детях — по крайней мере так же сильно, как он мечтал о Грир.
— Ты что-то неразговорчива, милая, — сказал он, лаская ее шею. — Я думал, тебе эта мысль придется так же по душе, как и мне. Время пришло, любовь моя. Я видел, как ты смотришь на детей. Тебе нужен другой малыш.
— О... Эндрю. — Грир разрыдалась и уже не в силах была остановить слезы, да и не пыталась. Он так и не догадается, что вместо радости она испытывает невыносимые душевные муки и безысходность. Внезапные крепкие объятия Эндрю словно скрепили частички ее души, которая грозила разлететься на осколки. — Я люблю тебя, — произнесла Грир и хотела было объяснить Эндрю, что у нее не будет ребенка — никогда не будет, но страх перед его возможной реакцией возобладал над ней. И теперь она уже не сможет уйти от него — не тогда, когда они обрели такое счастье в объятиях друг друга.
Эндрю вспоминал подробности дня, улыбаясь и разговаривая с Грир — и ожидая, что она наконец откроет ему правду. Поздним вечером они поужинали в итальянском ресторанчике возле причала и в последний раз вернулись в «Фелпс». Только непреодолимая сила их притяжения друг к другу, находившая воплощение в занятиях любовью, способна была сдерживать назревавший в нем гнев и замешательство.
Потом он молча лежал на кровати рядом с Грир, уткнувшейся лицом ему в плечо. Когда ее дыхание замедлилось, он понял, что она уснула.
Голова у него напряженно гудела. Предполагала ли она вообще, что он когда-нибудь узнает о гистерэктомии? Почему она не рассказала ему? Черт подери, почему он сам не догадался обо всем раньше?
Ключом к разгадке тайны стала реакция Грир на его предположение о беременности. Иногда отчаяние можно ошибочно принять за счастье, но не в этот раз. Весь день Эндрю пытался вызвать Грир на откровенность, проникнуть в тайники ее души, которые прятались где-то за деланой улыбкой и рассеянным взглядом, за все время так и не встретившимся с его собственным. Единственной искренней реакции ему удалось добиться от нее, когда он упомянул о намечавшемся на субботу свидании с Симоной. Услышав это, Грир на мгновение забыла о необходимости удерживать на лице улыбку. Горло Грир судорожно сжалось, и она сглотнула. Но, совладав с собой, она тут же снова улыбнулась и живо поинтересовалась, куда они повезут ребенка.
Свежий шрам рядом со старым, от кесарева сечения, Эндрю заметил сразу же. Тогда ему в голову пришло, что после операции могли возникнуть осложнения, возможно спайки, но об удалении матки он и подумать не мог. А теперь был абсолютно уверен в своей догадке. У Грир никогда не будет ребенка, потому-то ее и ранило до глубины души любое его упоминание о детях. Ощущая, как горячие слезы струятся по вискам, Эндрю зажмурил глаза.
У них не будет своих детей. Как больно думать об этом. Теперь действительно больно. Но сердце Эндрю просто разрывалось на части от другой мысли — о том, что Грир не доверяет ему настолько, чтобы быть откровенной. Она единственная, в ком он нуждается и кого желает — и будет желать всю жизнь. Но теперь их отношения зависят не от него. Ведь Эндрю не в силах заставить Грир довериться ему, а пока она не откроет перед ним душу, они не смогут взять на себя главное обязательство длиной в жизнь.
Лицо у Симоны обветрилось. Медленно пятясь на корточках с лопаткой в руке, она прорывала бороздку в пляжном песке.
— Так вода зальется, и будет ров, Грир, — крикнула Симона.
Грир поежилась, хотя и была одета в куртку. От ветра у нее слезились глаза. Эндрю срочно вызвали на работу, когда они уже собирались везти Симону за город. Наклонившись, Грир подняла несколько ракушек, наполовину зарытых в песок, и водрузила их на верхние башенки песочного замка, который они с Симоной строили вот уже два часа.
— Готово, — тяжело дыша, произнесла девочка, поравнявшись с Грир. — Выкопай яму поглубже, чтобы вода смогла наполнить ее, когда начнется прилив.
— Да, мадам. — Грир посмотрела вслед тщедушной фигурке малышки: та ускакала от нее, размахивая руками, и принялась наворачивать круги на песке. — Да, моя крошка, — прошептала она.
Песок забивался под ногти и прилипал к влажным ладоням. Грир принялась за углубление канавки, которое, по словам Симоны, требовалось для того, чтобы вода наполнила ров, окружавший замок. Когда Эндрю заехал за Грир в Уэймут, Симона уже была с ним. Он отвез их обратно в Рингстэд, объяснив, что ему необходимо заехать в госпиталь перед поездкой в Лайм. А как только Эндрю уехал, Симона уговорила Грир спуститься к пляжу, чтобы построить замок.
Усевшись на корточки, она обернулась через плечо. Прилив уже начинался — и угрожал затопить ее саму, прежде чем она успеет приготовиться к обороне. В ее жизни все происходило именно так.
Симона была просто чудо. Грир уже не было так мучительно больно держать ее маленькую ручку, спускаясь по крутой тропе к утесу, или заплетать распустившуюся косичку. Сидя на корточках, Грир обняла лодыжки и прижалась щекой к коленям. Тугие цепи, которые, казалось, надежно охраняли ее чувствительное сердце, стремительно распускались. Но найдется ли способ удержать то, что было теперь для нее самым важным на свете, — любовь Эндрю?
— Просто здорово.
Сзади шею Грир обхватили тонкие ручонки, и, не удержавшись на корточках, она с глухим звуком повалилась на пятую точку. Симона прижалась к ее уху холодным личиком.
— Получится изумительно, — громко объявила девочка. Упершись подбородком в запястье, Грир рассмеялась.
Выглянувшее ненадолго солнце ослепляло ее, но она внезапно ощутила присутствие другого человека и обернулась.
— Эндрю, это ты? — позвала Грир. Силуэт Эндрю было ни с кем не спутать, и, когда он не откликнулся на ее зов, она прищурилась, чтобы разглядеть лицо мужчины. — Мы не слышали, как ты подошел. Что думаешь о нашем дворце?
— Фантастика. Не видел ничего красивей. — Эндрю улыбнулся, но перед этим Грир успела заметить усталое выражение на его лице. Каждая мышца ее тела болезненно сжалась. Несмотря на все старания Грир, тревога, которую она испытывала последние двое суток, передалась и Эндрю. Она догадывалась об этом, еще когда они переплывали на пароме спокойное море, возвращаясь в Уэймут. Он тоже пытался притворяться, будто все в порядке, даже не зная зачем.
