– Уничтожены? – в страхе спросила она.
– Ну да, ее тоже съели. Точнее, она вся в дырах. Нам придется пользоваться листьями.
– Листьями?
Но Инид подобная перспектива ничуть не беспокоила. Она причесалась и слегка подмазалась, глядя в крошечное зеркальце в своей пудренице, а заодно произнесла довольно длинный монолог, посвященный какому-то цирковому артисту – она сама видела, что он не только умел отлично ездить на лошади, но еще при этом держал в руках зонт и львенка. Впрочем, ее рассказ ни к чему абсолютно никакого отношения не имел. Он, скорее всего, был вообще выдуман от начала и до конца.
– Что у вас с лицом, Мардж? – спросила Инид. – Оно раздулось, как боксерская груша. Похоже, вас здорово искусали.
– Меня действительно здорово искусали.
– Хм… – с сомнением промолвила Инид. – Ну, ничего, зато денек сегодня отличный. И мы здесь в полной безопасности. – Она, задрав голову, смотрела вверх, на переплетение ветвей и лиан, откуда, медленно кружась, падал огромный лист, похожий на птерозавра, пронзенного стрелой охотника.
– Господи, Инид, как вы можете называть такую ситуацию полностью безопасной?!
И тут, не дожидаясь ответа, Марджери ринулась в кусты. Выбора у нее, впрочем, не было: ей страшно захотелось в уборную, и показалось, что ее кишечник вот-вот взорвется.
Оставив в зарослях существенную часть собственного веса, она благополучно вернулась обратно, чувствуя, что пахнет от нее, как от душного козла. Оказалось, что Инид тем временем успела сложить гамаки и палатку, а также то, что сумела спасти из продуктовых припасов. Она задумчиво осмотрела Марджери с головы до ног – примерно так механик осматривает старый ржавый автомобиль с разбитым передним бампером, прежде чем решить, стоит его ремонтировать или лучше сразу отправить на свалку.
– Вы хорошо себя чувствуете, Мардж?
– Да, благодарю вас.
– Но вы, похоже, сильно хромаете.
– Нет, я в полном порядке.
– Знаете, нам ведь вовсе не обязательно закапывать в землю револьвер Тейлора. Да и вы, возможно, будете чувствовать себя в большей безопасности, если я его у себя оставлю.
Нет, это уж слишком, подумала Марджери. Ей казалось, что последняя соломинка для нее – это проклятый гамак, летучая мышь, совершившая посадку прямо ей на лицо, и вообще вся минувшая ночь, наполненная жуткими криками и шорохами. Затем последней соломинкой ей показался завтрак в виде «Спама» и последовавший за этим понос. Однако все это меркло по сравнению с самой последней соломинкой – предложением Инид оставить при себе револьвер. Марджери показалось, что воздух вдруг стал настолько плотным, что его невозможно вдохнуть. И она дрожащим голосом заявила:
– Инид, я повторяю: я не хочу, чтобы этот револьвер находился где-то поблизости от нас. Револьвер – это самая ужасная вещь на свете. Я даже думать о нем не хочу. Я не хочу его видеть. Неужели вы не понимаете такой простой вещи? Я не желаю, чтобы в моей жизни присутствовало хоть какое-то оружие!
Инид выпрямилась и очень внимательно посмотрела на Марджери. Казалось, она видит ее насквозь. Ее взгляд проникал прямо под распухшую от слез и укусов кожу Марджери. Проникал в самые глубины ее души. Затем Инид медленно проговорила:
– Я поняла, Мардж. Вы потеряли кого-то очень вам дорогого. И его убили из револьвера. Вот почему вы и вида крови не выносите.
– Пожалуйста, Инид, давайте оставим эту тему! И прекратим разговор об оружии. И, пожалуйста, давайте продолжим наши поиски!
Инид молча кивнула. Выплеснула на землю кофейную гущу. Потом тихо сказала:
– Да, Мардж, конечно. Я все понимаю. А револьвер я сейчас закопаю.
И закопала. Прямо сразу. Во всяком случае, когда она вернулась, в руках у нее ничего не было.
– Вот и нет никакого револьвера! – весело сказала она. – Ну что, теперь все в порядке, Мардж?
* * *
И они продолжили подъем. Марджери залепила распухшие укусы листьями лещины, а ноги растерла так сильно, что они словно собственное электричество начали вырабатывать. На голову она водрузила свой шлем. И они с Инид стали дальше прорубать тропу в девственном дождевом лесу. Начался их день номер два.
– Возможно, сегодня мы его найдем! – пела неугомонная Инид.
Час за часом – расчистить кусочек тропы, подтащить оставленные позади вещи, передохнуть и все начать сначала. Марджери обливалась потом; с нее текло так, словно она весь день простояла под душем. Ей казалось, что ее бедренный сустав пронзительно вопит от боли. К тому же один ботинок ужасно натер ей ногу. И голова была какой-то страшно тяжелой и горячей. И кишки то и дело скручивали болезненные спазмы, а уж анальный проход и вовсе напоминал сломанный водопроводный кран. Руки были сплошь покрыты водяными мозолями и порезами. А вокруг, насколько мог видеть глаз, высились деревья-великаны, и корни их были похожи на гигантские ступни, покрытые переплетением вздутых вен, а мощные ветви казались еще толще от обвивавших их бесчисленных лиан. Влажная жара окутывала тело, как мантия.
Между тем Инид, похоже, даже насекомые не кусали и не жалили. Она даже не особенно потела. И вообще вовсю наслаждалась жизнью. Даже когда она в своей бейсбольной кепке, сопровождаемая собакой, прорубалась сквозь заросли где-то далеко впереди, Марджери казалось, что там, в густой листве, скачет и скользит веселый яркий солнечный лучик, то взбирающийся на скалы, то перепрыгивающий через овражки, то с плеском пересекающий ручей. «Сюда, Мардж! Скорей! Скорей идите сюда!» Инид была прямо-таки одержима идеей с ходу найти золотого жука. Она то и дело их «обнаруживала», и в итоге они оказывались всего лишь игрой света. А если Инид не охотилась на жуков, которые в принципе должны были в этом густом лесу отсутствовать, и не здоровалась с каждой бабочкой, то развлекалась иначе: перепрыгивала через ручьи, качалась на лианах и, ловко срубая верхушки кокосовых орехов, выпивала их содержимое. Марджери едва поспевала за ней, но тоже не сдавалась и упорно ползла все выше, стараясь приподнять каждый камень рядом с тропой, заглянуть под каждый лист. К сожалению, с каждым шагом боль в бедре становилась все сильнее, но Марджери старалась от нее отгораживаться, концентрируясь на всяких мелочах, как это было утром, когда она заставила себя сосредоточиться на петлях и пуговицах, застегивая рубашку, и это помогало ей идти дальше.
Инид первая предложила повесить гамаки еще до того, как начнет темнеть. На этот раз она и вечером ухитрилась разжечь костер, и пламя в нем вполне занялось. Она также притащила плоский обломок скалы и предложила его Марджери в качестве письменного стола, чтобы той удобней было делать записи в дневнике. Инид сумела даже немного просушить блокнот, размахивая им в воздухе, и разлепила его странички, старательно дуя на каждую. Из-за чрезмерной влажности странички блокнота казались почти прозрачными, как та бумага, которую используют для карманного издания Библии. А после ужина Инид настояла на том, чтобы подсадить Марджери в гамак. И сама расправила над ней противомоскитную сетку. И потом еще долго ее развлекала – говорила и говорила обо всем подряд, что ей в голову придет, и Марджери в итоге не выдержала и крепко уснула.
