Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
Уже 13 июля 1923 г. на заседании СНК по представлению заместителя наркома юстиции А. Каплана был принят декрет «О мерах обеспечения равноправия языков и о содействии развитию украинского языка»[310]. Трудно представить себе, чтобы подготовка документа осуществлялась в ведомстве, которым руководил Николай Алексеевич, без его ведома и участия. Многочисленные факты и документы доказывают органическую причастность Скрыпника к укра-инизаторским процессам. Так, на заседании узкого состава коллегии НКЮ от 14 мая 1924 г. под председательством Николая Алексеевича было принято решение «признать необходимым издать приказ, которым установить срок для перевода делопроизводства на украинский язык с 1 июня, а делопроизводства более сложного – с 15 июля»[311].
Тогда же было решено обратиться в комиссию содействия галицким эмигрантам, чтобы взять на учет всех галичан-юристов и в случае необходимости заменить ими тех работников НКЮ, которые не смогут или не захотят овладеть украинским языком.
Нарком лично следил за тем, как реализовывалось это решение. Однако результат не давался так быстро, как представлялось. В частности, еще весь июнь протоколы заседаний (соответственно и сами заседания) велись на русском языке. Однако уже с 1 июля 1924 года в наркомате начали появляться документы на украинском языке, и дальше эта тенденция неуклонно усиливалась[312].
На заседании комиссии по рассмотрению плана деятельности Народного комиссариата юстиции и его местных органов на 19241925 гг. (докладчиком был М. И. Яворский) среди других положений содержалось и такое: «доведение украинизации до 100 %». Однако здесь же отмечалось, что следует осуществить «пересмотр сети судебных учреждений согласно расселения национальностей» и «фактическое обеспечение прав на язык нацменьшинств в органах юстиции»[313].
В Наркомате юстиции была создана специальная комиссия по украинизации НКЮ. 9 августа 1924 г. заслушивался ее специальный доклад. Подтверждалась необходимость активизации работы в избранном направлении и намечались конкретные мероприятия[314].
10 сентября того же года на заседании коллегии Наркомата юстиции был заслушан доклад об украинизации ведомства. В принятом постановлении говорилось: «Предложить сотрудникам НКЮ, знающим украинский язык, разговаривать в комиссариате на украинском языке в официальных общениях». Здесь же речь шла о том, чтобы в дальнейшем не принимать на работу лиц, которые не знают языка, а заведующим отделами перевести делопроизводство на украинский язык согласно постановлению от 19 мая[315].
Конечно, в сущностном отношении на первом плане была забота наркома юстиции Скрыпника о совершенствовании кодексов законов УССР – уголовного, исправительно-трудового, гражданского, процессуального, о народном образовании и многих других[316].
Николай Алексеевич серьезно занимался разработкой научных проблем правоведения и одновременно популяризацией юридических знаний. Ежегодно в Харькове выходило по книге наркома: 1924 – «Уголовная политика Советской власти», 1925 – «Народный суд, его задачи и его деятельность», 1926 – «За революционную законность», 1927 – «На территории советской Конституции».
Для Н. А. Скрыпника отправными, определяющими в процессе законотворчества всегда оставались вопросы защиты завоеваний революции, достижений власти Советов. Поэтому он всячески обосновывал правомерность использования с этой целью положений, духа нормативных актов, которые сложились еще в годы наибольшего обострения классовой борьбы – в годы Гражданской войны. В законотворчестве он явно абсолютизировал роль преемственности с ними, склонен был и в дальнейшем пользоваться теми же формами и методами работы, которые уже доказали свою эффективность, хотя новые реалии, естественно, требовали новых подходов.
«Мы победили в гражданской войне, – размышлял нарком юстиции. – Внешний и внутренний враг потерпел поражение, хотя это вовсе не означает, что он уничтожен. Во всяком случае, одного мы достигли, бесспорно: наша республика – это республика наша, Советская, рабоче-крестьянская. В ней наши пролетарские взгляды определяют ход жизни, наши законы получили себе признание и действуют, наша, а не буржуазная, законность оформляет жизнь – законность революционная, служащая пролетариату и крестьянству, а не контрреволюционная, идущая в услугу буржуазии. Как должна осуществляться в этих новых условиях диктатура пролетариата? Диктатура, как я уже отметил в начале своей заметки, представляет собой использование власти с тем, чтобы сбивать сопротивление враждебного класса, не обращая внимания на все предыдущие законы. Это значит, что пролетариат с помощью диктатуры пересиливает буржуазию, несмотря на буржуазные законы и буржуазную законность. Но из этого, дело само собой разумеющееся, не значит, будто можно ломать законы, которые служат пролетариату и крестьянству, законность революционного строя рабоче-крестьянской власти. С тех пор, как мы победили внутри страны, законы буржуазного общества уже больше не могут претендовать на общую значимость в рабоче-крестьянской стране, с тех пор и методы борьбы с контрреволюцией должны были измениться. Если бы теперь кто-нибудь или любой орган проводил борьбу с буржуазией, несмотря ни на какие законы или вообще на любую законность, – это означало бы ломать уже не буржуазные законы, а те, что обеспечивают общественность рабоче-крестьянскую, то есть это означало бы действовать против интересов рабоче-крестьянской власти. Ломать законность в начале революции – это означало ломать законность буржуазии, работавшей на контрреволюцию, и эта ломка законности была делом революционным. Ломать законность теперь, в новом периоде советской республики, означает ломать законность революционную, служащую пролетариату, то есть такая ломка законности является делом контрреволюционным. Так диалектически меняется жизнь и меняются методы нашей борьбы»[317].
Успехи первого натиска на капитал, как известно, вскружили голову не одному Н. А. Скрыпнику. Поэтому так трудно шел процесс преодоления «военно-коммунистических» предпочтений и привычек. Поэтому так хорошо, как будто в подготовленную почву падали семена административно-бюрократической системы с ее принудительными методами управления, когда И. В. Сталин начнет сворачивать ход жизни советского общества с определенного курса, вводить свое видение социализма как рая, в который человека следует загонять палками.
В то же время было бы преувеличением считать, что Николай Алексеевич был закостенелым догматиком, который совсем неадекватно оценивал ситуацию, был неспособен на диалектический подход к тому или иному делу. В его натуре постоянно бурлило и творческое начало, наглядно проявлявшееся не только в постановке судебного дела, но и в политической работе, которую он никогда не прекращал вести и которая в 20-е годы все больше сочеталась, переплеталась с надзирательной, контрольной, карательной деятельностью органов юстиции. Примером здесь может служить выступление Н. А. Скрыпника на заседании комиссии Исполкома Коминтерна по вопросу о роспуске Украинской коммунистической партии 19 декабря 1924 г.
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
