Уайт было отказано в визе для возвращения в Москву. Вероятная причина такого решения может быть в том, что Розинский, который работал у нас в качестве переводчика во время голода, последнее время работал в Наркоминделе, но по-прежнему общался с квакерами и часто посещал наш Центр.
Юлия Оскаровича Розинского арестовали в 1929 году, а в 1930‐м – по обвинению в шпионской деятельности – приговорили к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 14 января 1931 года.
Вряд ли дело было только в Розинском. Терпение советских властей кончилось, и, хотя квакеры совсем никак не тревожили их своей деятельностью, терпеть иностранный офис в центре Москвы в 1931 году уже никто не хотел.
На этом завершилась история квакерского офиса в столице Советского Союза первой половины XX века. Новый квакерский офис открылся в СССР почти шестьдесят лет спустя.
Однако история квакеров в России июлем 1931 года не заканчивалась. В том же 1931 году в Москву возвратился английский квакер Артур Уоттс. Он работал в столице и в Бузулуке в 1920–1923 годах. После перенесенного тифа уехал из страны, сначала в Англию, в родной Манчестер. Оттуда – в США, далее – в Австралию. В Австралии он женился на Маргарет Торп, с которой познакомился в 1921 году в Бузулуке; они вместе побывали в СССР как туристы в 1930‐м, потом жили в Сиднее до самого отъезда Артура Уоттса в СССР. Прожив несколько лет в Австралии, он окончательно утвердился в мнении, что Россия – та самая страна, где он сможет реализовать девиз своей старой квакерской школы «Не для одного, а для всех». В СССР Уоттс стал работать инженером в Новомосковске, который тогда носил название Бобрики. Советское гражданство он принял, когда началась Вторая мировая война.
В 1957 году Артур Уоттс встретился с несколькими молодыми английскими квакерами, приехавшими на Московский фестиваль молодежи и студентов. Участники встречи с Уоттсом англичане Филип Моррис и Айрин Джакоби вспоминали:
Артур Уоттс говорил, что в СССР он мог отдавать всего себя на службу обществу, что было невозможно, когда он работал на предпринимателя в капиталистическом обществе. Он чувствовал «свободу, подобную той свободе, что ощущает художник, который может писать картины, полностью выражая себя, пускай он даже остается при этом бедным».
Другой участник встречи с Уоттсом, Дэвид Харпер, в конспекте, набросанном после разговора в Москве, писал:
Артур выглядел как обычный русский трудящийся, хотя довольно быстро нам стало ясно, что на его плечах по-прежнему оставалась английская голова. Он был рад встрече с нами – отчасти потому, что он чувствовал, что у него есть чем поделиться. В процессе разговора я спросил его, насколько разочарование советским режимом было компенсировано его возвращением к квакерской вере, но я не хотел спрашивать его, является ли он членом компартии и состоял ли он в ней в прошлом. Мне показалось, что при ответе на мой вопрос в его голосе прозвучали трагические нотки, но все пересыпалось похвалами достижений Советского Союза и призывом попытаться понять точку зрения русских, представив самих себя на их месте.
Артур Уоттс умер в 1958 году, он так и не съездил в Англию – боялся, что там его арестуют.
В 1936 году в Советский Союз из США приехало квакерское семейство: Ребекка и Гарри Тимбрес, уже поработавшие в Сорочинском с апреля по сентябрь 1922 года. Гарри – врач, специалист по тропическим болезням – с большим трудом добился от советских властей визы, сначала на короткий срок. Он приехал в Москву один, писал подробные письма домой Ребекке, которая – с двумя дочками – ожидала от него вызова. Он с восторгом рассказывал о том, как прекрасна жизнь в Москве, где он встретил старых знакомых – молодую пару из Сорочинского, приехавших в столицу жить и учиться. Он также встретился со ставшим москвичом Артуром Уоттсом.
