— А у Славки как фамилия?
— Валеев, а вот отчества не знаю.
Женя взял меня за руку и потянул к выходу. В машине я спросила:
— Ты чего? Может, стоило поговорить с кем-нибудь, кто с ним работал?
— Лучше поговорить со следователем, который вел дело.
Достав телефон, Женя включил громкую связь, и вскоре я услышала голос полицейского, с которым познакомилась в какой-то забегаловке на окраине города. Александр вроде бы.
— Да, Евгений Алексеевич!
— Саша, напряги-ка еще разок своего родственника. Мне надо узнать, кто занимался делом Валеева Вячеслава. Вроде как мужик жену с любовником пришил.
— Сейчас узнаем. Ждите.
Александр положил трубку, а я спросила:
— Думаешь, священник нарушил тайну исповеди и дал наводку полиции?
— Похоже на то.
— Но ведь это же…
— Да, есть федеральный закон и статья в уголовно-процессуальном и гражданско-процессуальном. Священники не могут выступать в качестве свидетелей, их нельзя привлечь к ответственности за отказ от дачи показаний. Если, конечно, это имеет отношение к тайне исповеди.
Я задумалась. А мог ли отец Юрий сам прийти к полиции и намекнуть, например, где искать тела? За такое, конечно, его вряд ли бы погладили по голове, возможно, даже отлучили от церкви, ну, или что там еще могут сделать. И что могло подвигнуть священника, который хранит много тайн, сдать именно этого Валеева?
Увы, у отца Юрия уже не спросить.
А может, вообще забить на это дело? Но тогда, если моя теория верна, люди будут умирать дальше. И это неправильно.
Раздался короткий сигнал телефона, и Женя открыл сообщение, сказав:
— Васильчиков Игнатий Петрович, следователь. Есть номер телефона. Звоним?
— Звоним, — уверенно кивнула я.
Женя набрал номер, снова включил громкую связь, и вскоре нам ответил уставший мужской голос:
— Слушаю.
— Здравствуйте. Игнатий Петрович?
— Да.
Коротко, но предельно ясно Женя обрисовал ситуацию, а потом спросил:
— Наводку на Валеева вам дал священник?
— Да, отец Юрий, — подтвердил следователь.
— Но почему? Это же нарушение тайны исповеди.
— Вы знаете, я тоже удивился, но он сказал, что у Валеева начала формироваться нездоровая ненависть к женщинам, особенно похожим на его жену. И если не принять меры, то вскоре он продолжит убивать.
Это тоже понятно. Травмирующее событие, неверная жена — так люди могут стать маньяками. Но сейчас Валеев находился в местах не столь отдаленных, где был и на момент смерти отца Юрия.
— Поехали домой, — сказала я, когда Женя попрощался со следователем.
Вот теперь настало время сесть и подумать. Чем я и занялась в квартире. Легла на диван и начала прокручивать в голове события последних дней. Систематизировать их. По сути, сейчас я со своей памятью вытворяла то, что недавно делала с Вовочкиной. Женя меня не трогал, кажется, на кухне что-то готовил.
Итак, где я видела Рихтера?
Я за что-то зацепилась, когда Вовочка сказал…
— Твою мать! Быть не может! — подорвалась я с дивана.
Женя тут же появился в дверях и спросил:
— Ты что раскричалась?
— Я вспомнила, кажется, где видела Рихтера.
— Судя по твоему лицу, это тебе не понравилось.
— Это вообще мало кому может понравиться. Это… Черт возьми, Женя, если говорить просто и по-русски, то это полный пиздец. Тем более если он действительно замешан в смертях этих людей.
Я начала мерить комнату шагами, даже боясь произнести это вслух. А потом схватила телефон и начала искать номер больницы, в которой лежит Вовочка. После трех неудачных звонков я наконец-то попала в нужное отделение и едва уговорила медсестру позвать пациента к телефону.
Сейчас Вовочка, возможно, подтвердит мою догадку. Потому что и в конце нашего разговора кое-что показалось мне странным, но тогда я не придала этому значения.
Глава 16 ЛиляВовочка взял трубку и спросил:
— Кто это?
— Это Лилия, я сегодня к вам приходила…
— Ах, да, помню тебя. Что-то случилось? Моя собака?..
— Нет-нет. Думаю, с вашим псом все хорошо. Скажите, почему вам показалось странным, что собаку забрал отец Аристарх?
— Ну, в доме до того, как он туда заехал, жили кошки. Отец Юрий прикармливал их, а молодой как въехал, так сразу всех разогнал, вот я и подумал, что животных он не любит.
— Спасибо, — сказала я.
Вот и все сложилось. Милейшая кошатница Элеонора говорила, что у Рихтера была аллергия на кошек. Я зацепилась за слова о собаке, бессознательно проведя ассоциацию с отцом Аристархом. И именно это воспоминание я пыталась вычленить из недр памяти. Он изменился за эти годы, но без пластики не изменить форму носа, скул, разрез глаз. И я понимала, что видела его где-то, когда Элеонора дала фото, но, конечно, ни один здравомыслящий человек не станет думать о священнике как о преступнике. Это, наверное, самое невероятное и алогичное, что могло случиться в нашем мире.
Убийца дворецкий — это классика детективного жанра.
Убийца священник — это знание, которое вызывает противоречивые чувства.
Я понимала, что он болен, но… Но все равно сама мысль в голове не укладывалась.
— Лиля, это молодой священник?
Подняв на Женю глаза, я растерянно кивнула и спросила:
— Что делать-то?
— Жди. Я скоро вернусь. И на кухне за плитой присмотри.
Вручив мне деревянную лопатку, Женя вышел в коридор, и вскоре хлопнула входная дверь. Я все еще пыталась осмыслить и принять факты. Бездумно мешала овощи на сковороде, пока они не начали пригорать, а потом выключила конфорку и уставилась в окно.
Женя, скорее всего, поехал в полицию, но доказательств у нас никаких. А над идеей с клятвопреступниками ни один следователь не станет работать. Если только… Ну конечно, он попросит Арсена надавить на местных ментов. И скорее всего, именно мне придется выбивать признание.
Я заварила кофе, жалея, что Женя не оставил сигареты дома. Ладно, к черту, не курила — не стоит и начинать.
Чтобы отвлечься от полной каши в голове, я, забыв о разнице во времени, позвонила маме. Она подняла трубку, удивленно спросив:
— Лиля?
— Привет. Как дела?
— Все хорошо, но…
— Мама, ты сможешь прилететь в Париж через пару дней вместе с Дэном?
