Но рассказываю я это по другой причине. Был у меня приятель из бывших военных. Он за долгое время службы поменял столько мест, что его речь стала, что называется, классической. Без какого-либо акцента. Примерно как дикторы телевидения разговаривают. Это неведомым образом привлекало к нему женщин. Рассуждали дамочки просто: раз говорит без акцента, значит имеет хорошее образование и, соответственно, богат. Думаю, и на Илью вешались по той же причине.
На третий день Илья явно решил устроить мне подарок. На поезде мы отправились в город Southend в парк аттракционов (Funfair). Это где много каруселей, качелей, сахарной ваты и прочих детских радостей. В Лондоне и в окрестностях подобные развлечения не устраивают. Пришлось ехать на восток страны в Southend. Я предположил, что Илье самому захотелось этих развлечений. Взрослый мужчина на карусельке будет выглядеть странно, а с ребёнком вполне обычно. Хотя атракционов там хватало всем.
Илья мне даже выиграл мяч, забросив колечки на штырьки. У меня ни разу не получилось попасть. Ещё мы дружно постреляли в тире, где я показал неплохой результат. На подозрительный взгляд Ильи и вопрос о навыках, ответил, что это обычное дело среди художников. Давно известный факт, что кто хорошо рисует, тот и снайпер неплохой.
В этот раз Сергей Дмитриевич забирал меня «укатанного» в восемь вечера. Я еле доплёлся до номера гостиницы и упал на кровать.
У Ильи были ещё какие-то планы на меня, но тут активизировалось ВВС. Нам предложили выступить на телевидении в прямом эфире. Мне показалось, что Фурцева оказалась на грани сердечного приступа. Такого у в её карьере ещё не случалось — показать на иностранном телевидении советского ребёнка. И заменить кем-то из взрослых моё выступление телевизионщики категорически отказывались. А после прибыл представитель нашего посольства и взял на себя решение этой проблемы.
Глава 20
Само телевидение и выступление меня не пугали, а вот наличие десятка репортёров очень даже.
— Мальчик ответит на несколько вопросов, и всё, — успокаивал редактор телевидения Фурцеву. — Конечно, вы можете отказаться.
Фурцева хотела, но не могла сделать это. Когда ещё такой случай предоставится? А с другой стороны, вдруг я чего не так скажу? Вдруг опорочу страну и так далее? На этот счёт в запасе имелся Сергей Дмитриевич. Он как-то быстро эту тему разрулил, поручившись за меня.
На телевидение Екатерина Алексеевна не поехала. Со мной отправились только переводчик и два представителя из посольства. У женщины-редактора встречающей стороны я поинтересоваться, в какое время будет эфир. Оказалось, что в шестнадцать часов. Притом что в Англии телевизоры достаточно дорогие и не получили ещё повсеместного распространения, а время не самое популярное, получалось, что посмотрят передачу не так много людей.
Успокоившись на этот счёт, я продолжил расспросы с непосредственностью ребёнка. Узнал у мадам, что она имеет дома телевизор Bush, размер экрана, судя по тому, что она показала руками, не более тридцати сантиметров в длину. Для этого времени большой. Всего в Англии сейчас два канала ВВС и ITV. Передачи идут с обеда и до одиннадцати вечера.
Как будет осуществляться съёмка, я толком не понял. Камеры стационарные, и переключать с одной на другую не планируют. Нас просто разместили в студии так, чтобы было видно журналистов и нашу группу во главе с диктором телевидения.
Передача посвящалась искусству, что было вполне логично. Первые фразы и вопросы сложностей не вызвали. Даже то, что все журналисты имели переносные магнитофоны, меня не обеспокоило. А дальше началось:
— Алекс, как ты оцениваешь перспективы развития абстрактного искусства в СССР?
— Не знаю, я всего лишь школьник.
— Тебе нравятся направления неформального искусства?
— Нет. Не нравятся. Я предпочитаю классическую живопись.
— То есть ты не поддерживаешь молодёжные направления в живописи?
— Я сам молод, как я могу не поддерживать сам себя?
— Ты не ответил на вопрос.
— Вы задали его без конкретики.
И тут же влез другой журналист:
— Правда, что тебя отправило сюда КГБ?
— Мы с делегацией искусствоведов приехали.
— Ты это не отрицаешь?
— Я не понимаю, о чём вы спрашиваете.
— Александр не имеет никакого отношения к КГБ, — вставил слово представитель посольства.
— Откуда такое знание английского языка?
— Бабушка учительница английского.
— Твоё отношение к расстрелу Пеньковского?
Боже, а это-то при чём? Мало нам было в школе собраний на эту тему. Учеников обязали провести обсуждения на тему предателя Пеньковского. Все майские газеты только этим и пестрели. Но ответил в духе советской пропаганды:
— Считаю, что шпион понёс заслуженное наказание.
И снова возвращаются к вопросам о КГБ и его влиянии на мою жизнь. Журналистов что, больше ничего не интересует? Ещё и мои сопровождающие молчат. Не то не успевают вставлять замечания, не то боятся ляпнуть лишнее. Я-то ребёнок, а с них спросят со всей строгостью.
— Господа, вы удивили меня своими вопросами, — начал я заводиться. — Я приехал в эту страну показать свои картины, обменяться опытом с молодыми художниками. Вам не интересно послушать, как я общался с космонавтами и рисовал их?
Судя по мордам — неинтересно. Им про шпионов подавай.
— Алекс, как тебе понравился Лондон?
— Красивый город.
— Ты хотел бы здесь жить? — снова попытка меня спровоцировать.
— Нет. Мне дома хорошо.
— Но Лондон же лучше Москвы.
— Это почему? — спросил, искренне недоумевая я. — В мире много прекрасных городов.
— Где бы ты хотел жить?
— Мне дома хорошо. Там моя семья, друзья, любимая школа.
— Что тебе не понравилось в Лондоне?
— Метро. У нас под землёй дворцы, а здесь мрачные станции.
— Мы слышали отношение господина Хрущёва к свободным художникам. Ты поддерживаешь или осуждаешь его действия?
Сидящий рядом со мной мужчина хотел было открыть рот, но я его опередил.
— Вы желаете обсудить действия руководства страны с двенадцатилетним ребёнком?
— Интервью завершено, всем спасибо, — прекратил это всё один из моих сопровождающих.
Журналисты ещё погалдели, но я уже не обращал на них внимания. С вымученной улыбкой на лице последовал за редактором. Пока взрослые ругались и спорили, я тихонько сидел в уголке. Как выяснилось, это был не прямой эфир. Разговор записывался на видеомагнитофон (в Англии они уже есть), и сейчас моё сопровождение торговалось, что пойдёт в эфир, а что нет. Получалось, нужно резать больше половины записей.
