Много тех, кто, отчаявшись, живёт как придётся и больше непробует что-нибудь изменить. Но ещё больше иных, не скоро сдающихся, ктооднажды поймал свою нерадивую Долю за шиворот и запер в погреб, чтобы немешала. А то, оттрепав за уши, вразумил косорукую тонко прясть и мелко молоть,заставил лежебоку вскакивать до свету и не жалеть плеч!
…А ещё у великой Лады, у Матери Лады, была юная дочь. Звалиеё просто Доченька – Леля, Лелюшка, Полелюшка. Недаром любимое детище до сихпор не просто растят – лелеют, колыбель зовут люлькой, а само дитя нет-нет дапокличут нежно лялечкой. И ласка, и оберег именем прекрасной Богини.
Подросла Леля и стала гулять по лугам, по густым тенистымлесам, и шелковая мурава сама льнула ей под ноги, чтобы распрямиться ещёзеленее и гуще. А минуло время – начала Леля вместе с матерью обходить иобъезжать поля, тянуть за зелёные ушки едва проклюнувшиеся всходы, и Людиувидели, что никогда прежде не было на Земле таких урожаев. Стали они славитьЛелю наравне с матерью и чтить как Рожаницу, называть Весной-кормилицей. У Ладыстали просить разрешения закликать-зазывать в гости Весну, а когда Матьпозволяла – готовили Дочери дерновую скамью, проросшую травами, ставилиподношения: хлеб, сыр, молоко. Это был девичий праздник, мужчин, любопытныхпарней близко не подпускали. Жгли в честь Матери с Дочерью огромный костёр,окружённый двенадцатью другими, поменьше, в честь Месяцев, и с пеплом того кострасмешивали семена, умывали им лица, давали больным. И никто, говорили, непомнил, чтобы не помогло.
– Зверь, позволивший забрать у себя пушистую шкуру игорячую плоть, тотчас уходит на небо, в светлый ирий, и там рассказывает старшемув своём роду, по чести ли с ним поступили. Не оскорбили ли напрасным мучением,повинились ли перед вылетевшей душой, хорошо ли благодарили. И если всёсовершилось по Правде земной – Мать с Дочерью скоро шьют зверю новую шубу,мастерят птице пёстрый наряд, облекают рыбу радужной чешуёй. Позволяют опятьродиться в глубокой норе, в тёплом гнезде, на речном дне, под широким солнечнымНебом…
Вот почему и самих Рожаниц рисуют порой в виде двух красавицлосих.
Ярила
Однажды Люди встретили в только что засеянном полебосоногого, очень красивого юношу-Бога верхом на белом коне, украшенномколокольцами, в белом плаще и венке из трав и цветов. В левой руке он держалпучок спелых колосьев, конь же под ним так и играл, а порой поднимал голову иржал громко, призывно, высматривая молодых кобылиц.
– Ишь ты! – удивились Люди коню и ещё пуще юномуседоку. – Куда ступит ногою, там жито копною, куда взглянет, там колосзацветает!
Действительно, именно так всё и было. Потом Людиприсмотрелись:
– Э, а что это у тебя в правой руке? Никак череп?.. Вотстрах-то!.. Да кто ты таков?..
Юный Бог назвался Ярилой – неудержимой силой взошедших семяни нежных побегов, способных взломать тяжёлые камни, ярой силой живой плоти,вдохновением сбывшейся любви. Это его имя трубят олени в лесу, угрожаясоперникам и зовя к себе оленух, это его громко славят лебеди, мчась к родномугнездовью. Яровой, ярый, яркий и яростный – это тоже о нём, возникшем изсолнечного жара и земного тепла.
– А для чего ж тебе череп? – спросили любопытныеЛюди.
– Сами поймёте, – улыбнулся юноша и поскакал себепрочь, а Людям помстилось, будто за время короткого разговора его мальчишеский,ломавшийся голос окреп по-мужски.
Другой раз его встретили несколькими днями попозже. И вновьудивились: ехал на коне уже не безбородый юнец – взрослый парень, сажень вплечах, золотые кудри что хмель. Девчонки тогда оглянулись тайком на ребят, ите вдруг показались им похожими на Ярилу. Такие же статные, такие же ярые наработу, на пляску и на поцелуи. Женихи!
Спустя время Ярила приехал зрелым мужчиной, уже чуть-чутьникнущим, уже с сединою в полбороды… и наконец – дряхлым старинушкой спогасшими глазами и сердцем, с трясущимися руками, не сохранившими даже памятио былой силе. И конь под ним еле ноги переставлял.
– Похороните меня в Земле, – прошепталстарец-Ярила и повалился на руки Людям, рассыпаясь в прах на лету.
Люди выполнили его просьбу. Погребли во влажной земле,напекли румяных блинов, собрались помянуть. Но отчего-то никому не хотелосьплакать и горевать на этих похоронах; старики и те знай по-молодому шутили,расправляли согбенные плечи, а молодёжь и вовсе играла, точно на свадьбе.Плясали, подначивали друг дружку, соперничали, кое-где вставали грудь в грудь.И вдруг не то из огня костров, не то из самой Земли послышался знакомыйюношеский голос:
– Чему удивляетесь, Люди? Вы хороните в землю зерно, норазве оно умирает? Оно прорастает высоким стеблем и даёт новые семена. Нетсмерти, пока рождаются дети, пока не прерывается род! Я снова приду по веснеярить всё живое на свете. Да не погаснет ярое пламя, да не переведётся Жизнь наЗемле!
…Всякий год с той поры встречают и провожают Ярилу, и никтоне думает плакать, развеивая его тело по полю. Заплакали бы, если бы однажды недовелось его хоронить. И вот ещё что заповедал Людям Ярила. Велел, чтобы впамять о нём сеяли жито-хлеб одни только мужчины, не подпуская женщин и близко.Чтобы нагими вступали на тёплую, ждущую пашню, чтобы выносили семя-зерно вособых мешках, скроенных из старых портов. Тогда совершится меж ними и полем священный,таинственный брак, совсем такой, как между Землёю и Небом в самом началевремён. И молнии Перуна скрепили этот завет.
Вот почему хлеб священен, вот почему, спасая его от пожара,Люди по сей день не жалеют собственной жизни, словно защищая дитя.
Всё благое, что ныне делают Люди, уже было впервые сделанокем-нибудь из Богов на рассвете Вселенной. Всё, что сквозь поколения пришло кнам от пращуров, было дано пращурам самими Богами. Этим заветом мир держится,им он крепок, вечен и свят. Вот почему так недоверчивы Люди ко всему вновьобретённому – вплоть до новой формы горшка. Вот почему во все века корят старыемолодых:
– Не отеческим законом живёте! Не по-Божески!..
Но и Богам следует помнить: всё, что они совершают, потомповторяется у Людей. Доброе и дурное, правое и неправое.
Однако тогда в мире ещё не было неправды и зла…
Огонь очага
Рыжекудрый Огонь между тем исполнил наказ старшихбратьев-Богов: стал для Мужчины и Женщины, для всего их рода святым огнёмочага. Вокруг него собиралась семья, и он гнал прочь тьму ночи и жадных, хищныхзверей. Он варил и пёк пищу, и Люди, садясь к трапезе, не забывали попотчеватьсвой Огонь. Всякий гость, обогревшийся у очага, причастившийся еды, становилсяза своего, никто не смел обидеть его, прогнать из-под крова. А когда Людиссорились, при Огне невозможно было молвить бранного или нескромного слова:
– Сказать бы тебе… да очаг в доме, нельзя!
