Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
В половине двенадцатого королева послала за Лайонелом и Миртл, и они попрощались в гостиной. Потом конюший короля, Питер Таунсенд, провел их через парк к королевским конюшням, где уже ждала машина. Толпы на улицах поредели, но немало людей все-таки продолжали отмечать победу. На Хорсферри-роуд Логи заметили солдата и подвезли его до самого крикетного стадиона «Овал» в Кеннингтоне. Только он вышел, как они подобрали пару с маленькой девочкой – им нужно было в район Дог-Кеннел-хилл, совсем рядом с Бичгроувом. По дороге все говорили о событиях вечера, о короле и королеве. Выходя, муж и жена тепло поблагодарили Логов.
Назавтра король с королевой отправились в северо-восточный Лондон; на следующий день они объехали южные районы города – Нью-Кросс, Гринвич и Стритэм, – где встретили восторженный прием; много раз они выходили из машины и общались с простыми жителями. И в тот, и в другой день они появлялись на балконе Букингемского дворца под громовые овации собравшихся внизу людей. Благодарственные службы были отслужены 13 мая в соборе Святого Павла и 16 мая в эдинбургском соборе Сент-Джайлс. На следующий день в Большом зале Вестминстера король принял поздравительные адреса от обеих палат парламента. В ответ он произнес длинную речь, запнувшись на слове imperishable (нерушимый) и в том месте, где говорил о кончине герцога Кентского. «Мы молча слушали короля, – писал Гарольд Николсон в дневнике. – У него по-настоящему красивый голос, и остается лишь пожалеть, что из-за заикания слушать его иногда бывает невыносимо больно. Это все равно что читать отрывок изящной прозы, напечатанный на машинке с западающими клавишами: вроде бы мелочь, а нарушается красота целого. От заикания он выделяет не то слово, которое нужно»[195].
Изнуренная пара отправилась ненадолго отдохнуть в Виндзор. «После Дня победы провели за делами две недели и чувствуем, что обессилели от всего, что на нас навалилось, – писал король в дневнике. – Уже получили и до сих пор получаем множество добрых слов за сделанное в годы войны. А между тем все эти пять с половиной лет мы лишь исполняли свои обязанности. По-моему, совсем непросто радоваться и беспечно отдыхать, зная, сколько тяжелого труда ждет впереди»[196]. Королева выразилась проще: «Мы чувствовали себя как выжатые лимоны»[197].
Выжатые или невыжатые, а расслабляться было некогда: предстояло еще выиграть войну с Японией, тем временем обстановка в Европе осложнилась, потому что в феврале на Ялтинской конференции, в которой участвовали Черчилль и Рузвельт, Сталин настоял, чтобы Польша и другие страны Восточной Европы вошли в сферу влияния Советского Союза. Король очень горевал, когда в апреле скоропостижно скончался Рузвельт; к этому человеку он испытывал самую искреннюю любовь и благодарность еще со времен их довоенного знакомства в Америке. Удар был тем сильнее, что Рузвельт весной собирался в Британию с ответным визитом и король радостно готовился принимать его в Букингемском дворце.
Вместо Рузвельта гостем короля стал Гарри Трумэн, его вице-президент и преемник; он приехал в Англию в августе, всего лишь на несколько часов, возвращаясь в Америку с Потсдамской конференции, где решались судьбы Германии и всей Европы. Король был намерен познакомиться с новым руководителем, надеясь установить с ним такие же хорошие отношения, как и с Рузвельтом, и потому отправился в Плимут-Саунд, чтобы встретиться с Трумэном на борту линейного крейсера «Ринаун», пришвартованного рядом с американским военным кораблем «Агуста». Они отлично сошлись. Трумэн заявил, что «король произвел на него впечатление хорошего человека»[198]. Среди прочего говорили и об американских атомных бомбах, первую из которых Трумэн распорядился сбросить на Хиросиму через четыре дня, 6 августа.
Тем не менее внутри страны дела складывались совсем непросто. Последние всеобщие выборы состоялись больше десяти лет назад. Коалиционное правительство сплотило трудное военное время, но теперь предстояло определиться с курсом внутренней политики, и тут начались идеологические разногласия. Черчилль надеялся, что его коалиция все же продержится у власти до разгрома Японии, но Эттли настаивал на скорейших выборах. Взгляды на политическое будущее расходились все сильнее, Черчилль в конце концов согласился с настояниями лейбористов и 23 мая отправился во дворец с прошением о роспуске правительства. Выборы были назначены на 5 июля, а их результаты должны были подсчитываться через три недели – это время требовалось, чтобы доставить избирательные бюллетени из военных частей, расквартированных за границей.
Черчилль не сомневался в победе; 25 июля, за день до подсчета голосов, он сообщил королю свой прогноз: консерваторы вернутся с большинством процентов в тридцать – восемьдесят[199]. Но он совершенно не учел настроений простых британцев. Те вовсе не собирались благодарить премьер-министра, руководившего страной во время войны, а, казалось, рвались наказать консерваторов за просчеты межвоенных лет, когда партия почти бессменно правила страной лишь с двумя небольшими перерывами. Консерваторы потеряли 160 мест, а лейбористы получили 230, с огромным большинством в 180 голосов. Вечером 26 июля Черчилль поехал во дворец доложить об отставке и рекомендовать королю послать за Эттли. Король назвал встречу «очень печальной». Недоверие, с которого пять лет назад начинались отношения с Черчиллем, давно уже сменилось взаимной симпатией и тем, что официальный биограф короля назвал «необыкновенной доверительностью»[200]. И действительно, король точно так же жалел своего проигравшего премьера, как пять лет тому назад Чемберлена, когда его постигла та же участь. «Мы встретились с Уинстоном в семь часов вечера, и я… сказал ему, что поражен людской неблагодарностью относительно того, как он руководил страной во время войны, – записал король в дневнике[201]. – Мы распрощались, и я поблагодарил его за то, что все пять лет он мне помогал». Через полчаса король уже принимал Эттли; казалось, тот дивился своей победе не меньше, чем Черчилль – своему поражению.
Кроме того, перед королем стояла задача более личного свойства: предстояло решить, чем занять герцога Виндзорского. Пока шла война, с этим можно было подождать, но, когда стало более-менее ясно, что скоро все закончится, дворец стал задумываться, где может жить и что может делать старший брат короля. И сам герцог уже в январе заговорил о том, что мог бы уйти с поста генерал-губернатора Багамских островов в конце апреля, за несколько недель до окончания традиционного пятилетнего срока. Начали обсуждать разные варианты, и герцогу больше всего понравились два: очередная представительская должность за рубежом либо возвращение в Британию. Оба были неприемлемы для дворца; Ласеллз утверждал, что ему лучше всего обосноваться в Соединенных Штатах Америки и жить там как частное лицо, но герцог, никогда на забывавший о своих финансах, мог поступить так, только имея какую-нибудь официальную должность, иначе избежать огромных американских налогов было бы невозможно. Но этому решительно воспротивился дворец. Когда подошло время объявить об официальной отставке герцога, ничего так и не решили; объявили только о том, что супруги отбыли на отдых в Майами. В конце концов экс-королю не осталось ничего иного, как вернуться во Францию, где до войны он жил в изгнании.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
