Выстрел раздался, дед тот упал —
Мальчика сзади отец прикрывал!
Последовал новый приступ веселья маленьких и больших детей. Маленькие тесной группкой приблизились к нам. Тифон с хитрой улыбочкой рассматривал их.
— Я остаюсь здесь жить! — к нам бежал Лёха, за ним шёл Ярослав. — Здесь все такие добрые и отзывчивые. Нам одежду постирают и зарядку для телефонов нашли.
На обоих были одинаковые самые простые белые футболки.
— А я сваливаю, — сказал Ярослав. — Чем дольше тянем, тем меньше шансов, что Хайлендер останется на месте.
— Теперь просто так свалить не получится, — сказал Амелин. — Ты борщ ел?
— Ну?
— Придется отрабатывать. Пойдешь завтра утром в поле морковку собирать.
— Ага. Сто раз. Обойдутся. Я им лучше заплачу.
— Они деньги не принимают. Тут другая валюта — честный самоотверженный труд.
— Мне сейчас не до шуток.
— Тебе всегда не до шуток, — проворчал Лёха. — Все твои проблемы, Яров, именно от этого.
— Посмотрел бы я на тебя, если бы у тебя машину угнали.
— Ну, блин, мне тоже Хайлендер жалко. Но что мы сейчас можем сделать?
— Идите сюда, — Ярослав поманил детей, но те снова насторожились.
— У кого из здешних машина есть?
— У Дяди Пети, Владимира Семеныча, Ларисы… — загибая пальцы, стала перечислять кудрявая девочка.
— Ведите меня к ним, — оборвал её Ярослав, доставая из кармана пятьсот рублей. — Я вам заплачу.
Дети вытаращили глаза и попятились.
— Дядя Петя здесь, — мальчик с расщелиной показал на дом, откуда мы только что вышли.
Ярослав требовательно посмотрел на нас.
— Кто со мной?
— Ладно, — согласился Тифон. — Мы вроде с дядей Петей познакомились уже.
Постояв немного, Лёха кинулся за ними.
— Ой, что сейчас будет, — сказала кудрявая девочка.
— А что будет? — удивился Амелин.
— Дядя Петя сейчас ему задаст, — сказал мальчик.
— Он же деньги нам предлагал, — пояснила другая девочка. — Нам велено сразу рассказывать, если вдруг кто деньги предлагает. Только злые люди предлагают деньги, потому что больше дать другим им нечего.
— Они так детей приманивают, — шепотом добавила кудрявая. — Но мы не такие.
— Детей приманивают конфетами и котятами, — Амелин скинул с плеча рюкзак. — А ещё кроликами.
— У нас есть кролики, — сильно картавя сказал кто-то.
— Такого нет, — растянув завязки, Костик заглянул в рюкзак с видом, словно там кто-то сидит.
— Какого? Покажите! — хором заканючили дети, обступая его.
Когда Тифон вернулся, Кролик наматывал уже третий круг, гоняясь за счастливо визжащими детьми.
— Ты чего такой довольный? — спросила я, глядя на Тифона.
— Кажется, Ярова теперь точно в жертву принесут. Он там в политический спор впрягся. Этот дядя Петя неплохой такой мужик. Правильные вещи говорит. Таким как Яров полезно послушать.
— А что с машиной? Как нам отсюда выбираться?
— Завтра после поля уедем. Он обещал водителя найти.
— Думаешь, про поле это серьёзно?
— Серьёзно не серьёзно, — Тифон пожал плечами. — Но так будет справедливо. Мы же ели борщ.
Для ночевки нам выделили большой дощатый амбар с настоящим сеновалом.
Лёха, как его увидел, восторженно заорал:
— Сенов…а…а…ал! — бросился лицом в стог, упал, раскинул руки. — Это же сеновал! Господи, это же сеновал!
От его криков откуда-то сверху одна за другой спрыгнули две полосатые кошки и, проскочив у нас между ногами, удрали.
Тифон велел ему успокоиться, но Лёха всё равно ещё минут десять не мог прийти в себя, то и дело повторяя: Это же настоящий сеновал. Ты не понимаешь! О, боже.
Амбар оказался довольно новый и чистый. С прочным деревянным полом и без щелей.
С одной стороны была навалена гора сена, а со второй стояли набитые им мешки. Со второго этажа, куда можно было забраться по приставным лестницам, тоже свисала сухая трава.
Нам постелили наверху. Точнее просто оставили рядом с узким, уходящим в пол окошком скрученные в рулоны матрасы, стёганые одеяла и подушки. Из белья выдали только наволочки.
Ещё окончательно не стемнело, а в распахнутое окно уже заглядывал белый рог растущей луны. Ветра не было. И, если не считать отдаленного лая собак, вечер стоял тихий и спокойный. Сеном пахло умопомрачительно.
— Вы только не обижайтесь, — сказал Лёха, как только все закончили сооружать себе постели, — но я точно кого-нибудь приведу.
— Ну-ну, — Тифон повернулся к нам голой, загорелой спиной. — Удачи.
— Сейчас полежу немного и пойду, — заверил Лёха, прикрыл глаза и через пять минут уже безмятежно сопел.
Натянув одно одеяло на двоих, мы с Амелиным лежали, уставившись в окно.
— О чём ты думаешь? — первым спросил он.
— Чувствуешь, как пахнет трава? Она сумасшедше пахнет. Ты когда-нибудь мог представить, что будешь ночевать в амбаре?
— Конечно мог. Я очень часто представлял себе, как мы с тобой ночуем в амбаре, ну после мансарды и подвала, конечно.
— В подвале было жутко, а здесь уютно. Это, наверное, в нас что-то от предков осталось, да?
— Не поверишь, но у моего деда в роду были цыгане.
Он повернул голову и смотрел не отрываясь.
— Очень даже поверю. У тебя глаза цыганские. Чёрные и гипнотизирующие. И разговоры такие же. Сплошной морок.
Амелин загадочно улыбнулся.
— Отца моего отца кикимора из табора увела. Охмурила и поселила с собой жить в лесу. Родилось у них одиннадцать детей — и только один из них нормальный. Человеческий. Дед мой. Остальные все в кикимору пошли. Лесные твари. Поэтому, как деду шесть исполнилось, отвела его кикимора в деревню к людям и оставила. Но то уже советское время было и его в детский дом отправили. Там-то в нем кикиморо-цыганские гены и стали проявляться: сам того не желая, заговаривал и заморачивал людей. Чего не скажет — всему верили. Женщины за ним табуном ходили, как на привязи. Любую мог получить. С самого детства. И деньги люди давали, и подарки. И обидеть его никто не смел, потому что тёмная сила в нём ещё жила. Опасная. Не захочешь, а он свои мысли тебе в голову вложит и заставит делать, что пожелает. Хоть ножом себя проткнуть, хоть повеситься, хоть догола раздеться.
А потом бабушку встретил, влюбился и решил, что раз она хорошая такая и добрая, то не должен он с ней обманом быть. Пошёл к одному знакомому доктору и рассказал обо всём. Доктор, конечно же, деду сразу поверил и прописал какие-то успокоительные таблетки, чтобы скрытые и явные желания власти над разумом не имели. Таблетки помогли, и бабушка его сразу просто так, добровольно полюбила. И всю жизнь очень сильно любила, так что ему и колдовство никакое не нужно было.
