И тем не менее Саран не взяла протянутую руку, а осталась на месте. Она слишком устала, чтобы говорить. И заранее знала, насколько бессмысленными будут попытки пробиться сквозь щит. Все, что ей оставалось, — это стоять и ждать, что будет дальше. У Олега наверняка был какой-то план. Не мог же он надеяться, что она так просто согласится? Долго ждать не пришлось. Саран уловила малейшее из движениий — глаза шамана чуть сузились, и в следующую секунду на нее обрушилась лавина холода.
Ледяной ветер царапал кожу и выжигал глаза. Саран закрыла лицо ладонями, потом опустилась на пол и обхватила руками колени. Она инстинктивно пыталась сжаться в тесный комок, чтобы сохранить тепло. Но холод наступал, защититься от него было невозможно. Ветер выл, трепал одежду, а потом швырнул за воротник пригоршню снега.
Отняв плохо слушающиеся руки от лица, Саран с изумлением огляделась. Она была в лесу. Не в квартире на окраине Москвы в конце июня, а в самом натуральном зимнем лесу. В полуметре росла могучая береза, Саран протянула руку и оторвала кусочек бересты, покрутила между пальцев, даже прикусила слегка… Настоящая береста. От удивления Саран даже стала меньше мерзнуть. Холодный ветер по-прежнему развевал путаные лохмы и пробирал до костей, но волна адреналина позволила ей встать на ноги, распрямиться и не упасть замертво от обморожения.
Разве шаманы способны создавать настолько сложные иллюзии? Это прерогатива маньи, но даже среди них мало кто может ткать целые локации. Или это не иллюзия, и она на самом деле перенеслась в какой-то заснеженный лес? Но это еще сложнее, если не сказать — невозможнее. Интересно, а у слова «невозможно» действительно имеются степени сравнения? Что за глупости? Саран заставила себя сосредоточиться на происходящем. Не все ли равно, реальность перед ней или иллюзия, если она уже практически не ощущает собственных пальцев?
Надо думать не о степенях сравнения, а о способах согреться. Саран зажала ладони под мышками и начала приплясывать на месте. Снег хрустел под босоножками, а розовый костюм медленно, но верно покрывался ледяной коркой. Саран от души выругалась, припомнив всю родню Олега до седьмого колена и все известные ей сексуальные девиации. Это немного согрело душу, но телу не помогло совершенно.
Как выбраться из леса, если не знаешь, ни в каком направлении идти, ни существует ли лес вообще? Но идти куда-то надо. Саран выбрала толстую осину вдалеке и пошла к ней. Кажется, лес все-таки не был настоящим. Слишком уж чисто и пусто: ни бурелома, ни зверей, ни следов их жизнедеятельности. Только деревья, пусть и разнообразные, и снег. Саран задрала голову, и, пока метель полностью не запорошила ей лицо, разглядывала небо. Солнца она не нашла, слишком густыми оказались тучи, зато окончательно убедилась в иллюзорности происходящего. На переплетающихся ветвях деревьев не было ни одного гнезда, да и сами кроны выглядели слишком… правильными.
Это означает, что совершенно неважно, куда идти. Все направления будут выглядеть абсолютно одинаково, а скорее всего, куда бы она ни пошла, все равно вернется в первоначальную точку. Двигаться по-прежнему нужно, но можно не бояться заблудиться. И выбраться из иллюзорного леса должно быть проще. Достаточно найти шов покрупнее и разорвать его. Бесшовных иллюзий не бывает. Даже у самых сложных мороков должны быть слабые места.
Саран пошла медленнее, разглядывая деревья вокруг, пытаясь уловить закономерности. Все, что ей было известно об иллюзиях, она почерпнула из бесед с Настей или Олегом. Когда-то «решение иллюзий» казалось ей милой забавой, упражнением на сообразительность, вроде судоку или лабиринта. Ничего милого или забавного в нынешней ситуации не было, но принцип должен был оставаться тем же. Даже у магии есть свои законы. Однако найти разгадку получилось далеко не сразу.
Она была права, иллюзия замыкалась сама на себя, и вскоре, обойдя лес по кругу, Саран наткнулась на собственные следы. Их к тому времени уже порядком занесло. Снег падал без перерыва, но больше его при этом не становилось, сугробы не росли. Саран взяла курс, перпендикулярный едва различимой цепочке следов, и через некоторое время снова вернулась к началу. И вот тут-то заметила первую странность. Новые следы выглядели бледнее старых и прямо на глазах исчезали под слоем свежего снега. На старые следы снег тоже падал, но менее заметными они от этого почему-то не становились.
Саран присела, чтобы рассмотреть поближе эту аномалию. Следы были разными. Теперь, когда ей было с чем сравнивать, это казалось элементарным. Почему она раньше не обратила внимания? Ведь на ней по-прежнему были босоножки, а первая цепочка следов состояла явно из отпечатков босой стопы. Это были чужие следы. Наверное, все дело в том, что Саран не ожидала никого встретить в иллюзорном лесу, поэтому даже не приглядывалась как следует. А напрасно. Именно из таких мелочей и вьются заклинания. Она пошла по следу, постоянно оглядываясь и ожидая удара в спину. Если она права и следы — это шов, Олег не даст ей так просто выбраться.
Это определенно было швом. Раньше Саран не заходила в этот участок леса. Местность менялась. Деревья здесь были другие: тоньше, стройнее, ниже. Саран остановилась и пригнула одну из ветвей к самому лицу. Судя по листьям, слива. И другая, соседняя, — тоже. Саран посмотрела по сторонам и убедилась, что теперь ее окружали одни лишь сливы. Почему именно они? Это не могло быть совпадением.
И, разумеется, им не было. Следы привели на опушку, посреди которой, кривясь и взрывая землю уродливо выгнутыми корнями, росла мать всех слив — дряблая старуха с изъеденным стволом. Как Олег узнал? Саран прекрасно помнила каждый изгиб, каждый сантиметр потемневшей от времени коры, но она никогда никому не рассказывала. Никто не знал об этом месте, не мог знать. Разве что кто-то прокрался в ее сны, прочел мысли, уловил отголоски кошмаров?
Саран провела в норе у корней старой сливы много лет — она не знала точно сколько, но вроде бы больше тридцати. Она оплакивала своих детей, свое разбитое сердце, потерянные бессмертие и надежду на счастье. Тогда она думала, что никогда больше не примет человеческого облика, не придет к людям, не заговорит. Но тщеславие оказалось сильнее горя. Увидев красивое лицо, Саран захотела им обладать. Она была терпелива, и прошло еще полвека, прежде чем она заполучила желанное тело. После этого Саран вернулась к людям, но больше не пыталась стать одной из них. Она научилась жить рядом, но немного в стороне: не привязываться по-настоящему, не доверять до конца, не ждать любви и доверия в свой адрес. Жить среди людей было интересно, нередко — приятно, но больше никогда так, как раньше, с наивной верой, что если чего-то очень сильно захотеть, то оно обязательно сбудется.
Люди учатся этой простой истине в подростковом возрасте, а лисы — прожив больше четырех сотен лет.
Следы вели к небольшому углублению у корней сливы, к норе, которую Саран когда-то выкопала собственными лапами. Попадая внутрь, снег исчезал. Саран остановилась, не дойдя нескольких шагов. Она не хотела возвращаться туда.
— Ты можешь остаться, — произнес голос у нее за спиной.
Внезапно исчез снег, лес, холод — они пропали без следа. Пальцы на руках и ногах пронзила острая боль — блуждая по морозу, Саран перестала их ощущать, а теперь благодарю теплу кровообращение восстанавливалось. Она закусила губу, но все равно не смогла сдержать стона.
