Рывок. Он дергает на себе рубашку, трещит тонкая ткань, болтаются на нитках крошечные перламутровые пуговички.
Я поднимаю ладони, скользя по искрящейся огоньками коже. И вижу, как мои руки сияют золотом на перламутре его мускул. Моя магия бурлит, собирается на кончиках пальцев и рвется в тело высшего.
А меня целуют, почти сразу углубляя поцелуй и встречно вливая шквал силы. Она не моя, легкая и стремительная, сейчас отчетливо чувствуется разница. Приход жесткий, очень мужской. Раскаленный, пронизывающий сверху до низу. Заставляющий кричать от удовольствия.
Я — словно бабочка с распахнутыми крыльями феникса. От каждой новой вливающейся волны умираю и возрождаюсь снова. Смерти нет*…
В отражении зеркальной стены вижу, как взлетают над кроватью золотая тоненькая девушка и широкоплечий серебряный демон. Разорванная одежда трепещет отметками вокруг прижавшихся друг к другу тел.
Потрескивая, летят во все стороны искры.
Я бесконечно распадаюсь на части и собираюсь снова. Еще и еще раз. Становясь частью Умбры.
В следующее мгновение я осознаю себя лежащей на кровати, опершийся на кулак Шай-Гирим отрывисто и шумно дышит. Но у меня нет сил спросить у него, что произошло, потому что мой организм решает, что ему уже хватит на сегодня. И все остальное — уже без него.
В дымке неотвратимо наплывающей дремы я вижу, как Шай укрывает меня углом покрывала. Рокотом затихающего моря звучит его голос:
— Не факт, что я выдержу к этому еще и секс. Та-а-а-к. Надо срочно подкрепиться.
Я бы тоже поела. Но спать хочется намного больше.
Завтра будет суд. Завтра я буду защищать того, кто стал неотторжимой частью меня. Завтра спрошу у императора зачем ему нужна Земля. Но это все будет завтра…
А сегодня…
Я уснула.
И передо мной вспыхнул огонь знакомого ритуала. Чьи-то крики перекрывал жуткий воющий речитатив. Мне опять снилось детство…
Огонь окольцовывал поляну, наполняя воздух копотью. Куда бы ни пыталась бежать, меня встречало пламя. Где-то недалеко пели, выли и кричали. Все смешалось в жуткую какофонию, но самих людей, издающих все эти ужасные звуки, я не видела.
Над головой, в крошечном с платок просвете неба, то резко светлело и на секунду мелькало солнце, то опять моментально темнело. И даже ощутимо холодало.
Словно природу кидало в два разных измерения, и она никак не могла выбрать, на чем остановиться.
В дыму я спотыкалась, падала, пачкая руки чем-то липко-красным, поднималась и бежала вновь. Металась, потерявшись во времени, пробыв на этой поляне то ли минуты, то ли часы.
Во время одного из падений рука нащупала мягкую знакомую шерстяную вязку. Я помнила ее наощупь, часто засыпала, стискивая ее в руках. Мама купила кофту больше года назад, но она до сих пор была самой любимой — нежной, совсем не колючей и очень красивой.
Это было немаловажным фактором, потому что мама хотела нравиться папе, старалась покупать привлекательные вещи, чтобы он почаще на нее смотрел. Так она утверждала и смеялась, когда папа начинал с ней спорить и уверял, что будет любоваться ей любой, с одеждой или без.
А сейчас кофта расползалась под моими пальцами, порванная и обожженная. Я потянула за край, наклонилась и за клубами дыма обнаружила теплую мамину руку, а потом и всю маму, почему-то спящую в самый неподходящий момент.
— Мама! — закричала я. — Мамочка, проснись!
Я трясла, дергала ее, пыталась вытащить из жуткой темной лужи, в которой поскальзывались мои слабые ноги. Папа говорил, что однажды я стану похожей на него и очень сильной. Раньше я об этом не думала, а сейчас села на корточки и закричала, глядя в небо:
— Хочу быть сильной! Сильной! Хочу прямо сейчас как папа!
Опять что-то громыхнуло, одновременно с пронесшимся над поляной жутким надсадным рычанием. Где-то гибли люди. И вдруг все стихло. Ни пения, ни выстрелов. Тишина и только меняющееся небо над головой. День. Ночь. День. Ночь.
Шорох. И надо мной наклонилась огромная рогатая башка. Узкие раскосые глаза бешено горели фиолетовым огнем, нос с горбинкой добавлял опасной хищности скуластому лицу. На плечах мокрыми прядями прилипли темные как смоль волосы.
Демон зарычал, так что на мне заплескалось платье. Его ноздри раздулись.
— Папа, — сказала я требовательно, — немедленно разбуди маму. Она меня пугает.
Я перевела взгляд на широкую рельефную грудь, измазанную в копоти, с висящими клоками порванной одежды. И вдруг обнаружила прямо по центру большую дыру, с черно-красными обгорело-влажными краями. И впервые по-настоящему испугалась.
До этой секунды я не плакала, сжимала кулачки и сражалась изо всех своих детских силенок. А тут вдруг что-то большое и горячее взорвалось глубоко внутри, вылилось каплями слез из глаз. Папа выглядел очень странно.
— Эми-ли… — прохрипел он и упал на колени рядом, хватаясь за лежащую маму. — Ней-ла. Дево-чки мои.
Я непонимающе смотрела на него и плакала. Было плохо, как-то все очень плохо, так не должно быть!!!
Отец рухнул боком рядом с мамочкой и прижался щекой к ее щеке.
Калейдоскоп в небе крутился все медленнее, и из дыма вдруг появилась худенькая мальчишеская фигурка. Подросток держал в трясущихся руках огромное для него жуткое ружье со странными крестообразными насадками.
Да его вообще всего колотило, даже зубы громко стучали.
— Тварь, — вдруг прохрипел он и навел на меня ствол. — Ненавижу.
Вспышка.
Темнота. И кошмар закончился. Он вообще закончился давно и спал, убаюканный моей памятью, ушедшей в детское категорическое отрицание происшедшего.
Смерти нет* — девиз Пограничной Академии.
Глава 27. Прелюдия суда
Домовладение Ту-Рахана
По центру каменного помещения стояла статуя. Обсидиановая, матово гладкая мужская фигура смотрела на окружающих ее демонов, чуть наклонив вперед голову, прищурив пустые каменные глаза.
Пугающий реализм скульптуры отражался и в цвете, таком-же беспросветно черном, как и у живого прообраза, и в угрожающем напряжении мускул шеи и плеч. В полумраке зыбкого факельного огня статую и вовсе можно было принять за живого Ту-Рахана.
Надменного и готового в любой миг сорваться, разметать столпившихся вокруг него существ, пусть и полезных.
Несколько десятков молодых аристо, погруженных в транс, обступили идола, протягивая к нему руки с дрожащими нитями энергии. Магия вытекала из них, сворачивалась жгутами и вливалась в черную фигуру, чтобы поддержать предводителя. Ту-Рахан принимал силу, все больше и больше подпитываясь и становясь могущественнее, хоть и находился далеко отсюда.
В императорском замке.
