— ГДЕ ПРОФЕССОР?! — в очередной раз грозно зарычал Казбек на Грача.
— Да вот он, — указал Боря на профессора Миронова, который тщетно пытался спрятаться под беретку.
И в этот самый момент ангар снова наполнился звуками пальбы, падения тел, глухих и звонких ударов. А над всей этой мирскою суетой загремел голос Зевса-громовержца:
— Надеюсь, это финиш, — простонал Боря, затыкая уши. — Башка уже лопается.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ,
повествующая о том, как чекист-тетерев превращается в законного таксидермиста, а человек с лошадиной фамилией пьёт чай из пузатого самовара
Мокрый Паханск-Климск-Мокрый Паханск, время произвольное
А ПРОИЗОШЛО ВОТ ЧТО. Пока на арене выступали Казбек и стрелок из винчестеров, воины ислама так загляделись на соратников по вере, что совсем утратили бдительность. И поплатились за непростительную беспечность. Пользуясь обстановкой всеобщего бедлама, на них налетела несметная толпа чекистов, которая долго подкрадывалась со всех сторон к вместительному ангару. Некоторые кавказцы вздумали было сопротивляться, но, как известно, лучший аргумент в дискуссии — вовремя выпущенная пуля. Те, кому повезло, получили по тыквам прикладами автоматов, рукоятями пистолетов и просто крепкими кулаками. Схватка длилась недолго. Победившие чекисты пинками согнали всех в центр помещения. Однако всё равно сотрудников ФСБ набилось столько, что в ангаре стало тесновато.
— Алёнушка, я ничего не понимаю, — тихо обратился председатель Мао к подруге. — Они прибывают и прибывают! Что за балаган?
— Ах, я не знаю, — раздражённо скривила губки Алёнушка. — В таких случаях обычно раздают программки с кратким содержанием балета. Давай подождём. Наверняка это ещё не всё.
— Какое не всё?! — возмутился Михаил Ёсункунович. — Здесь уже дышать нечем!
Чекисты тем временем сосредоточенно и деловито связывали присутствующим руки за спинами и сажали граждан на бетон. Для девушки в анакондовых сапогах сделали исключение. Математик Миронов неожиданно оказал сопротивление.
— Я профессор! — вопил он, размахивая граблями. — Вы с ума сошли!
— Гражданин начальник… виноват — товарищ полковник, тут какой-то прыщ типа дёргается, — отрапортовал один из бравых парней невысокому мужчине лет пятидесяти, одетому в коричневое пальто с мелкими черными крапышками. — Говорит, он профессор.
— Профессора вязать двойным узлом, — приказал полковник, поправив серенькую кепку-«восьмиклинку». — Разберёмся.
Он обвёл поле боя печальным взором Наполеона, наблюдающего пожар Москвы.
— Так, волки/ тряпошные, — обратился Наполеон к поверженной толпе, — сильно вы меня рассердили. До глубины нутра. Продолжать в этом направлении не советую. Ну, с басурманами всё ясно, — махнул он в сторону притихших ингушей. — Они и без того зажились на этом свете. А вот у прочей сволочи шанец ещё есть. Хотя и небольшой, — уточнил печальный полковник. — Сейчас все по порядку будут подробно отвечать на мои вопросы. Которые не будут, умрут тяжело, но достойно.
Народ безмолвствовал. Народу стало страшно. Вид и речи полковника как-то не вязались в сознании народа с благородным образом офицера могущественной спецслужбы. То есть понятно, что и в спецслужбах немало личностей, не соответствующих высокому званию. Но полковник в серой кепке, казалось, затесался в чекистские ряды вообще из другой оперы. И чекисты у него были какие-то неправильные. Они органично смотрелись бы в зоне предельно строгого режима или на глухом лесоповале республики Коми. И то не в конвойной форме, а в стёганых зэковских ватниках.
Полковник вынул из кармана пальто огромный клетчатый платок и громко высморкался. На тыльной стороне чекистской руки сияло синее восходящее солнце, а под ним корявыми буквами было наколото короткое слово «УХТА».
— Григорий Никанорович, с кого начинать будем? — почтительно осведомился у руководителя операции кряжистый тип, небритым ликом смахивающий на заспанного Малюту Скуратова.
— А давай с нехристей, — сделал ленивую отмашку полковник. — Их не жалко.
Григорий Никанорович со свитой вальяжно подошёл к скукоженной компании ингушей. Главный кавказский абрек Шамиль, наконец, рассмотрел полковника вблизи и пронзительно завопил:
— Это не ФСБ! Ара, не ФСБ это! Это же Тетерев! Это же во/ры!
Получив в морду чьей-то заботливой ногой, Шамиль захлюпал и тоскливо заскулил. А Григорий Никанорович сурово и рассудительно обратился к почтеннейшей публике:
— Прости, народ православный. Есть такой грех. И впрямь не чекисты мы. Так уж вышло. Просто пугать вас зря не хотели. До времени.
Он сделал знак своим ушкуйникам. Те подхватили Шамиля с разбитой мордой и представили его пред ясны очи Гриши Тетерева.
— Ты, дикарь вислоухий, не орал бы почём зря, а сперьва слова научился правильно выговаривать, — наставительно, по-отечески ласково обратился к абреку мнимый полковник. — Мы не во/ры, чувырло козлодойное. Мы воры/. Запомни наперёд, свинячье ты рыло. Вот именно что свинячье, — с особым удовольствием повторил он, узрев, как Шамиля передёрнуло при упоминании милой домашней скотинки.
В унисон тихому гласу Тетерева на всякий случай звонко щёлкнули лезвия нескольких ножей-«выкидух», и Шамиль счёл разумным «свинячье рыло» молча проглотить.
— Фомич, ну-ка лети сюда а/мором! — неожиданно гаркнул на весь ангар Тетерев.
Фомич мгновенно предстал перед вором, как лист перед травой. Он оказался щуплым мужичонкой, которого со спины легко спутать со школьником средних классов. Лисья мордочка Фомича изморщинилась до невозможности, маленькие прищуренные глазки среди морщин были бы вовсе не видны, ежели бы их чёрные пуговки не бегали туда-сюда, ни на секунду не останавливаясь.
— Ты вот что, Фомич, пошукай, может, выцепишь второго урода, какой у Гусара на хате мясню захороводил, — приказал морщинистому жулику Тетерев. — Я так мыслю, он нам всю картину прояснит.
— Щас позырим, — кивнул башкой мужичок и медленно принялся прохаживаться промеж пёстрой толпы, рассевшейся живописными кучками — словно сквозь цех протопало стадо гигантских бурёнок и оставило после себя там и сям громадные лепёшки.
ЗДЕСЬ НЕОБХОДИМО СДЕЛАТЬ небольшое отступление, чтобы разобраться толком, откуда на сцену птичьего профилактория, словно черти из коробочки, выскочили воровские ребята. Хотя сравнение с чертями — не самое удачное. Не любят таких сравнений в благородном преступном мире. Ну, скажем так: свалились, как снег на голову.
Начать следует с того самого злополучного дня 18 апреля, когда в подмосковном городе Климске таинственным образом пропал секретный химик Валериан Владимирович Востриков. Первой всполошилась его жена: супруг умотал куда-то на машине ранним утром, ничего толком не разъяснив, а затем ей позвонили с заседания учёного совета, чтобы уточнить, почему Валериан Владимирович не изволил почтить этот представительный форум своим присутствием. Женщина обзвонила всех родных и знакомых — ничего.
