— Поздравляю тебя, папа, — сказал Кол, поравнявшись с Маком.
Мак обнял его за плечи.
— Пустяки, сынок. Ты же видел — основная заслуга здесь не моя.
— Знаю, — ухмыльнулся Кол, — но все-таки не каждый день становишься отцом во второй раз.
Конни открыла рот. Мак остолбенел. Кол мог бы поклясться, что слышит, как в голове у Мака закрутились шестеренки, обрабатывая эту новую информацию.
— Что?
— Да. Час назад или около того. Дома. Мама и малыш чувствуют себя хорошо. — Кол видел, как широко заулыбалась Конни, шагавшая по другую сторону от Мака.
Без лишних слов Мак перешел на бег, оттолкнув с дороги Омара и Рэта, нырнул в лаз и умчался в сумерки. Минутой позже скрежет коробки передач и рев заводящегося мотора возвестили о том, что Мак стремительно стартовал с места в «Ситроене» Эвелины.
Миссис Клэмворси уперла руки в бока.
— Как обычно! — сказала она в сердцах. — У нас тут семь человек должны как-то добраться до дома, а он берет одну из машин и уезжает, не взяв ни одного пассажира!
— Ничего, ба. Я могу кого-нибудь подвезти на Жаворонке, — сказал Кол, с надеждой глядя в сторону Конни.
Универсал чуть качнула головой, отказываясь от не произнесенного вслух предложения.
— Миссис Клэмворси, вы возьмите с собой Лиама и Халидов. Рэт может полететь с Колом, — сказала она, провожая миссис Клэмворси через каменистый участок туда, где их ждала «Фиеста» этой пожилой дамы.
— Я не могу так поступить. Как же ты сама доберешься? — запротестовала миссис Клэмворси.
— Ой, со мной все будет в порядке. Мне просто нужно немножко побыть одной, чтобы привыкнуть к… чтобы прийти в себя. Я сама найду способ, как добраться до дома.
Миссис Клэмворси с сомнением взглянула на нее, но Конни улыбнулась и снова покачала головой: «Спрашивать бесполезно: я ничего не собираюсь объяснять. Лучше поезжайте скорее».
— Если ты настаиваешь, — сказала миссис Клэмворси, подчиняясь непривычной, новой властности в голосе Конни. Никто из тех, кто ее слышал, не мог сомневаться в том, что она благополучно доберется домой.
— До встречи. — Конни повернулась и пошла через пустырь по тропинке, выбранной ее братом и его товарищами-существами. Вскоре ее легкая фигурка растворилась в темноте — может быть, из-за слабого серебристого сияния в предрассветных сумерках.
Жаворонок заржал, напоминая Колу, что в их распоряжении осталось всего несколько минут полумрака, чтобы покинуть это место незамеченными. Кол вскочил ему на спину, и в это же время завелся мотор «Фиесты». Рэт взобрался на Жаворонка следом за Колом и обхватил его поперек талии.
— Как ты думаешь, что произошло? — спросил Рэт, когда они взмыли в воздух.
— Не знаю, — задумчиво сказал Кол, — и я не уверен, что мы вообще это когда-нибудь узнаем. Конни стала другой. Она кажется как-то старше — и загадочнее.
— То, что она сделала, было круто! — заявил Рэт, изворачиваясь, чтобы бросить прощальный взгляд на дымящийся завод.
— Да, круто, — согласился Кол.
Конни лежала в своей постели и, как все считали, отдыхала, когда услышала шаги по дорожке. Сначала она не двинулась. Она все еще перебирала в памяти события последних нескольких часов, завершившиеся ее полетом домой в облике серебряного пегаса. «Колу бы такой понравился», — подумала она с улыбкой. Но так много всего произошло, она так изменилась, что просто не знала, с чего начать. Она ощущала себя маленьким ручейком, внезапно разлившимся в мощный поток: все, что она могла сделать, это только ждать, пока этот поток схлынет, чтобы она могла осознать все, что произошло. Она по-прежнему оставалась Универсалом — да, она ощущала внутри свою силу, — но теперь она также обладала даром Каллерво, его природа смешалась с ее собственной глубинной сущностью. Если бы кто-нибудь сейчас посетил ее мысленный ландшафт, то он обнаружил бы там огромный серебряный океан, мирно плещущийся у ног, ждущий случая влиться в новые формы.
— Конни! — позвал с лестницы Мак. — Пришли Джейн и Аннина.
Поднявшись с постели, Конни поправила одежду, убедилась, взглянув в зеркало, что сейчас находится в своем собственном обличье, и поспешила вниз. Она нашла подружек в комнате Мака и Эвелины: они с благоговейным выражением лица склонились над колыбелькой, где спал новорожденный.
— Он такой кроха, — прошептала Аннина, вкладывая кончик своего мизинца в маленький сжатый кулачок. Ребенок инстинктивно ухватился за ее палец и повернул во сне голову, посасывая что-то во сне.
— Смотри, ему снится молоко! — тихо сказала Джейн. — Не будем ему мешать.
Они на цыпочках вышли в кухню. Эвелина сидела, подняв ноги, у камина; Мак у раковины мыл посуду. Он, определенно, напоминал контуженного. Конни надеялась, что тревоги минувшей ночи не подействовали на него слишком сильно.
— С Маком все в порядке? — тихонько спросила она тетю, когда Джейн и Аннина ушли за подарками. — Он выглядит немного… немного не в себе. Он что, по-прежнему переживает из-за того, что случилось на нефтяном заводе? А битва на пустоши — она ведь закончилась уже, верно?
Эвелина печально улыбнулась:
— О да. Думаю, мы оба чувствуем себя немного растерянными. Как странно скорбеть о погибших в битве — и в то же время чувствовать такое счастье от того, что в семье появилась новая жизнь. Это все как-то неправильно. — Эвелина вздохнула и закрыла глаза. — По крайней мере, благодаря внезапному исчезновению Каллерво Общество избежало гибели от рук его приспешников. Все могло бы быть намного, намного хуже. Мы все это понимаем.
Конни собралась с духом:
— Расскажи мне, кого мы потеряли.
— Трех драконов, шестерых горных гномов, двух пегасов, большого вепря — боюсь, что это не полный список. Десять людей-посредников ранены, двое очень серьезно.
— А союзники Каллерво?
— Не знаю. Должно быть, они тоже понесли потери. Они в смятении отступили под предводительством того грозового великана Огого. Думаю, ты его помнишь.
О да, она его хорошо помнила. Он в прошлом году злоупотребил своим положением Советника и позволил Каллерво завладеть ее волей.
— Может, Каллерво и исчез, но погодные великаны не сдадутся, — добавила Эвелина.
Конни вздохнула:
— Ты права. Мы дали им слишком много поводов для ненависти к нам, людям. Мир сошел с ума. Мне иногда кажется, что он напоминает Химеру. Мы не должны сражаться против этих существ: нам следует делать все возможное, чтобы на Земле могли жить в мире все существа.
Они посидели рядом, помолчали. В душе у Конни раздался вопль скорби. Ей захотелось превратиться в банши, чтобы закружить свое горе в безумном танце. Это казалось ей единственным способом притупить боль от того, что она является частью этого мира.
