— Иди вперед, — сказала она. — Я посмотрю отсюда.
Он стащил через голову свою свободную рубашку. У него было красивое тело.
— Пойдем со мной.
Она вздрогнула, от запретов и ограничений, испытываемых ею всю жизнь, сводило живот.
— О, я…
Не решаюсь.
Не могу.
Не пойду.
— Ты и прежде заходила в воду, — напомнил ей Конн.
Ее сердце, казалось, пропустило удар от ужаса.
— Тогда не было так холодно.
Он наклонился, чтобы отстегнуть нож, закрепленный у колена; сбросил штаны. Его длинные ноги обнажены. Пальцы на его ногах… Она впервые заметила, что они соединены перепонками.
Люси быстро перевела взгляд на его лицо.
— Ради меня ты бросила вызов Аду, — нежно сказал он, не отводя взгляда. — Разве ты откажешься войти со мной в воду?
Как она могла отказаться, когда вопрос задан таким образом?
Люси стояла, стиснув зубы, пока он расстегивал пуговицы на ее плаще, расшнуровывал юбку на талии, и снимал блузу через голову. Одежда, которую она носила в Убежище, была более сдержанной и менее вызывающей, чем джинсы, которые она носила дома. Все время пока он раздевал ее, его руки были заняты прикосновениями, поглаживаниями, ласками и обрамлением ее прелестей. К тому времени, как он закончил ее раздевать, она уже дрожала от холода, страха и желания.
Ее соски заострились. Она скрестила руки на груди, прижала бедра друг к другу.
— Знаешь, у нас в Конце Света, когда лед трогается, есть такая штука, называется — Ныряние белого медведя, — нервно лепетала Люси, пока Конн сопровождал ее к пенным барашкам, обнимая за талию своей мускулистой рукой. — Но никто по-настоящему не входит в воду голым.
Конн улыбнулся ей, его глаза были такими ясными.
— Доверься мне, — пробормотал он. — Доверься себе.
— Тебе легко так … Дерьмо, как холодно.
Она прыгала с ноги на ногу.
Конн прижал ее к своему широкому обнаженному торсу, вода уже доходила Люси до колен.
— Все будет хорошо. А сейчас, держись за меня.
Люси вцепилась в него, благодарная за его тепло. Его поддержку.
— А что с твоей, гм, — свободной рукой она махнула в сторону берега, где бугорком лежала его котиковая шкура.
— Не в первый раз. Не в твой первый раз. Я буду нужен тебе, — его лицо было серьезным, сосредоточенным, как в тот раз, когда они впервые занимались любовью.
Люси снова внутренне содрогнулась, она поняла, что Конн не ожидал легкого финала. Что говорил Йестин? «В первый раз нужно восстановить свой кожный покров изнутри. Это больно. Как-будто тебе вырывают кишки».
Дерьмо.
Она вдохнула и вошла в ледяную воду. Холод пронзил ее ступни, охватил ноги, поднимаясь к средоточию ее бедер. Она сжалась и начала медленно, осторожно продвигаться сквозь небольшие волны.
— Храбрая девушка, — сказал Конн.
Она вяло кивнула и скользнула вперед еще на один шаг.
Тошнотворная боль пронзила ее живот, словно каленым железом. Ее тело сжалось. Скрючилось в судороге. Она чувствовала себя так, будто ее ударили кочергой в живот. Она не могла видеть. Не могла дышать. Не могла даже закричать.
Рука Конна железным обручем лежала на ее талии. Он удерживал ее в вертикальном положении в ледяной воде, пока ее колотило от невыносимой боли. Возможно, самые болезненные судороги, наподобие родовых схваток, как она смутно их себе представляла, вроде смерти…
На ее лице проступил пот. Задыхаясь, она прислонила голову к его плечу и молилась, чтобы эта боль прекратилась.
Конечно, это должно закончиться.
Конн выругался и потащил ее из воды. Она споткнулась. Он крепко держал ее, его тело стало ее убежищем. Она цеплялась за него, дрожа. Он поцеловал ее волосы.
— Я… в порядке, — сумела произнести Люси. — Только дай мне — успокоиться — отдышаться и мы попробуем еще раз.
Возможно. Если ее сначала не вырвет, и она не потеряет сознание.
Он нахмурился.
— Что-то тебя сдерживает.
— Да, — пошутила Люси, стуча зубами. — Невероятная боль.
Он нетерпеливо покачал головой.
— Что-то еще.
— Хочешь сказать, что я не должна так себя чувствовать?
— Только не без трансформации.
Она вздрогнула. По крайней мере, он уже не думал, что она зажималась или сдерживалась или еще что.
— Я попыталась, — сказала она в свою защиту.
— Да.
Этот единственный слог — «да» — звучал доброжелательно и веско. Нездоровое ощущение в ее животе слегка ослабло.
Но Конн все еще хмурился, смотря на море.
Она закусила губу.
— Может я все-таки не селки, — высказала свое мнение Люси.
Он не ответил.
— Ты разочарован? — спросила она.
Он взглянул на нее с очевидным удивлением.
— Нет, — просто сказал он. — Ты приняла меня таким, какой я есть. Это самое меньшее, что я могу сделать для тебя.
Ее сердце сделало рывок, ведь он практически повторил ее слова: Всю свою жизнь я ждала, что меня полюбят за то, кто я…
— Идем, — он отряхнул плащ от песка и укутал ее. — Тебя надо согреть.
Ее взгляд упал на котиковую шкуру, которая лежала близко к воде, но все же вне досягаемости волн.
— А как же ты?
Его лицо приняло знакомое, серьезное выражение. Он наклонился за ее юбкой и блузой.
— Я не поставлю свое удовольствие над долгом перед тобой.
В этом, подумала Люси, была его сила. И ее проблема. Она ценила его заботу. Но кто позаботится о нем?
— Ты не можешь всегда откладывать то, чего хочешь, в чем нуждаешься, из-за того, что ты чувствуешь ответственность за всех и вся.
Произнося эти слова, она почти поверила в них. Кто знал?
Конн сжал губы от раздражения. Это было хорошо, сказала себе Люси. Раздражение это эмоция. А с его эмоциями она как-нибудь справится.
— Я и есть ответственный, — сказал Конн, очень холодно и четко.
— И это одна из причин, по которой я полюбила тебя, — честно сказала ему Люси. — Но иногда — теперь, например — те обязанности могут подождать. Я могу подождать.
— Ты не должна этого делать.
Люси зарыла пятки в песок.
— Как и ты.
Она увидела как в его глазах, серых как штормовые облака, зарождается смятение.
