И не успел Федор решить, не заняться ли ему изучением различий в средствах защиты от подделки евро и новых долларов, как за толстым зеленым стеклом одной из касс промелькнуло Катино улыбающееся лицо, и вслед за этим сама Катя появилась из той самой двери напротив. В лаконичном и умелом макияже, который она успела за это время нанести на лицо, она была просто неотразима.
— Здравствуйте, Федор! — в сторону открытой двери и нарочито громко поздоровалась она, обращением на «вы» напоминая ему о якобы не слишком глубокой степени их знакомства. — Приехали? Проходите!
Помещение за дверью оказалось существенно большим и значительно более светлым и ухоженным. Стулья здесь тоже были не новые, но целые, на стенах в веселеньких обойчиках висели вьющиеся растения, в дальнем углу, где было устроено что-то вроде мини-кухоньки, заливисто свистел доперестроечный электрочайник. Было ясно, что вот здесь — свое, родное, а все предыдущие помещения, грязноватые и неуютные, — клиентская зона.
Всю середину комнаты занимал большой стол, на одной половине которого красовался приличный штабель денежных «кирпичей» по десять столистовых пачек в каждом, затянутых в полиэтиленовую банковскую вакуум-упаковку. В подавляющем большинстве своем кирпичи были из купюр серьезного достоинства — бирюзовых тысячерублевок и сиреневых пятисоток. Только на самом верху, словно в насмешку, сиротливо даже не лежали, а валялись несколько пачек раритетных в наше время пятирублевок. Рядом с денежной горой были машинка для счета денег с двумя похожими на лопасть авиационной турбины крыльчатками, детектор, пропускающий проверяемые банкноты сквозь себя, просмотровый детектор, позволяющий рассматривать исследуемую банкноту в самых разных световых спектрах и, наконец, большой бухгалтерский калькулятор.
Рядом с этим арсеналом, словно хирург у своего инструментария перед началом операции, стоял высокий коротко стриженный человек примерно одних с Федором лет, одетый в изящный темный с отливом костюм. У него были рубленые черты лица, тонкие губы, шея качка и цепкий взгляд покрасневших, как это бывает после бессонной ночи, холодных серых глаз. В его руке была такая же, как у истукана при входе, маленькая черная рация.
— Сереж, выключи чайник, пожалуйста, — вполголоса обратилась к нему Катя. — Я займусь с клиентом.
Тот, которого Катя назвала Сережей и про которого Федор знал, что это — не просто качок, а целый замначбеза банка, на секунду неприятным, ощутимым взглядом колко уперся Федору в глаза и неохотно отвалил от стола в направлении беснующегося чайника. При этом он зацепился загнутым носком своего модного ботинка за один из многочисленных проводов, тянущихся к оборудованию, стоящему на столе. Этот оказался от стоящей на самом краю счетной машинки, и, противно взвизгнув по столешнице резиновыми ножками, та полетела на пол.
Катя ойкнула, всплеснув руками, а Федор, ожидая грохота разлетающегося вдребезги аппарата, невольно зажмурился. Но не тут-то было — с ловкостью, неожиданной для такого крупного тела, Сережа успел развернуться мощным корпусом, вытянуть, одновременно приседая, руку и поймать машинку у самого пола. При этом от инерции падающего снаряда, весящего не один килограмм, его рука даже не качнулась, только тонкая ткань пиджачного рукава затрещала от напора взбугрившихся под нею мышц. На мгновение, как гимнаст перед соскоком со снаряда, Сережа зафиксировался в этой изящно-сильной позе, потом распрямился, водрузил машинку на место и, стряхнув с рукава заложившуюся складку, продолжил движение в сторону чайника.
Приходилось признать, что с точки зрения общепризнанных канонов мужественности и силы «давний воздыхатель» Сережа был просто красавцем. Федор поймал себя на том, что удивлен, как это Катина крепость до сих пор не выкинула белый флаг. Он с досадой подумал о своей пошедшей на четвертый день небритости, просящих щетки ботинках, и с тревогой взглянул на Катю. Но та уже возилась со своими счетчиками и детекторами, и, похоже, акробатический номер франтоватого качка не произвел на нее особого впечатления. Федор удовлетворенно вздохнул, но дал себе слово побриться при первом удобном случае.
— Давайте сюда валюту, — позвала Катя, и Федор, достав из сумки мусорный мешок, высыпал его содержимое на стол.
— Пять, десять, двадцать, пятьдесят, — разложила деньги в пять стопок по десять пачек в каждом Катя. — Пятьсот тысяч.
— Две пачки неполные, — на всякий случай озабоченно напомнил Федор, подпихивая ей три отдельные бумажки.
— Не беспокойтесь, я все пересчитаю! — ободряюще улыбнулась ему Катя. — Ну, поехали!
Она взяла верхнюю пачку из первой стопки, ловко перегнула ее по длине, одновременно стягивая с нее бело-желтый бумажный поясок, хрустко, как колоду карт, распушила пачку большим пальцем руки, вложила ее в приемный бункер счетной машины и нажала клавишу «Пуск». Машина ожила, закрутила лопастями крыльчаток, захватила ими нижнюю купюру, вынесла ее вниз и, пронзительно запищав, остановилась, замигав красными лампочками на приборной панели. Катя удивленно подняла брови, вынула прошедшую через машину бумажку, переложила ее на верх пачки и опять запустила крыльчатку. И снова, пропустив сквозь себя первую банкноту, машина, возмущенно пища и мигая, остановилась.
— Что такое? — спросил, подходя, привлеченный писком Сережа.
— Машина считать не хочет, — нервно ответила Катя. — Не знаю, что ей надо.
Она попробовала еще пару раз, но все с тем же результатом.
— Странно, — сказал Сережа, беря верхнюю купюру в руки и поднося ее к глазам. — Я один раз видел, как машина не хочет считать заведомые фальшивки. Тогда она вела себя точно так же.
В Катиных глазах мелькнул испуг, ее уши мгновенно сделались пунцовыми. К счастью, Сережа, перейдя от органолептического исследования стодолларового портрета Франклина к его изучению с помощью просмотрового детектора, был полностью поглощен процессом переключения его многочисленных ламп и не обратил внимания на Катин мандраж.
— Не знаю, по мне, так нормальная сотка, — пожал он плечами, возвращая банкноту в машину. — И в ультрафиолете, и в отраженном, и в проходящем светится вроде правильно. Конечно, я не специалист… Может, отключить режим автоостановки?
Катя кивнула, молча ткнула пальцем одну из клавиш на панели и снова запустила машину. Та весело закрутилась, и вся пачка, как песок в часах, быстро перетекла из верхнего бункера в нижний. «Слава богу»! — облегченно подумал Федор, напряженно наблюдавший за ситуацией, которую он не до конца понимал и на которую не имел возможности повлиять.
И тут он увидел, как Катино лицо, минуту назад полыхавшее румянцем, прямо у него на глазах начала покрывать бледность. «В чем дело, ведь пачка сосчиталась?» — хотел спросить он, но осекся, увидев, как на дисплее машины рядом с числом «100», означающем количество прошедших через машину купюр, пульсирует красная лампочка с надписью «Alarm» — «Тревога».
— В чем дело, почему тревога? — спросил Федор Катю вмиг пересохшими губами.
— Потому что машина сообщает, что ее только что заставили сосчитать сто банкнот, с подлинностью которых она не согласна, — ответил вместо Кати Сережа, и в его глазах мелькнуло какое-то непонятное Федору, но очень-очень неприятное выражение.
