Книга В смертельной опасности - Сергей Майдуков

Любому мужчине известно, что похмельный синдром — не сахар. Беспощадный и неотвратимый, как рок, он каждого находит в свой час, и тогда пощады не жди. Так придавит, что впредь навсегда заречешься никогда не перебирать с горячительными напитками. Некоторые, собственно говоря, всю жизнь этим только и занимаются — ночью пьют, утром зарекаются.

Отставной прапорщик Онищенко, работавший ныне садовником в доме Грызлина, не тратил время на подобные глупости. Если он пил, то пил, а если страдал с похмелья, то искал способ похмелиться — вот и вся нехитрая философия.

— Уф-ф, — бодро произнес Онищенко, усаживаясь на свое традиционное место за кухонным столом. — Ну и напахался сегодня. Дуб и два вяза положил в одиночку. Теперь и расслабиться не грех, верно, Муська?

Обращался он как бы к трехцветной кошке, отиравшейся у плиты, а сам косился на супругу Марину, чье слово в доме было решающим. Она казалась полностью сосредоточенной на процессе приготовления котлет, однако принесенная мужем бутылка не осталась незамеченной, он в этом не сомневался, а потому был начеку.

В переговорах с законной супругой нельзя было допускать ни одной тактической ошибки. Иначе не свежую котлетку на закуску получишь, а удар раскаленной сковородой по темечку. Прецеденты были. Давно, к счастью, но разве новое — это не хорошо забыто старое?

— Водку жрать не дам, — отрезала Марина. — Хватит с тебя вчерашнего. Тон тусклый, почти равнодушный. А спина под махровым халатом напряжена, как у борца перед схваткой.

— Зачем же водку? — усмехнулся Онищенко. — Сегодня ром пьем, мать. Белый, на сахарном тростнике настоянный. «Гавана Клуб» называется — о как!

Марина отвернулась от плиты и посмотрела на него тяжелым, немигающим взглядом, выдержать который сумел бы далеко не каждый мужчина, хоть пьяный, хоть трезвый.

— Ро-ом, значит, — протянула она с не сулящей ничего хорошего интонацией. — Дорогой, наверное?

В ожидании ответа она шагнула вперед. Звякнула посуда в навесном шкафчике над мойкой. Кошка Муська насторожилась, готовая пулей вылететь из кухни.

— Да уж не из дешевых, — невозмутимо подтвердил Онищенко, внимательно следя за руками супруги, сжавшимися в кулаки и упершимися в крутые бока.

— Премию получил, что ли? — осведомилась она.

Имелась в виду тысяча долларов, обещанная хозяином за спиливание старых деревьев, подступающих к дому с южной стороны. Корчевать пни должны были по весне, как только земля протряхнет. Как объяснил Давид Семенович, на месте парка будет разбито поле для гольфа. Онищенко это добавляло хлопот, но зато и зарплату ему пообещали повысить.

Валить деревья он взялся в одиночку, чтобы ни с кем не делиться. Бензопилу ему купили самую современную — достаточно легкую, суперпрочную и работающую не слишком громко, чтобы не слишком донимать хозяйку. Ее в последнее время частенько мучали мигрени. Слуги шептались, что это после того, как хозяин настучал ей по голове за измены.

— Премия не раньше марта будет, — признался Онищенко, которому из закутка между столом и холодильником отступать было некуда. — А то и в апреле, это уж как работа пойдет. Дубы еще ничего, а акация вязкая, зараза. Волокна перепутаны так, что пила застревает постоянно.

— Ага, застревает, понятное дело. — Марина кивнула, после чего ее голова так и осталась нацеленной на супруга. — Премия, значит, весной, а ром сейчас? И сколько он стоит, интересно знать?

— Пусть тебя это не беспокоит, — заявил Онищенко, ухмыляясь.

— Что? — переспросила Марина.

Тихо и коротко.

Ее правая рука оторвалась от стакана, потянувшись к бутылке, выставленной на стол.

Онищенко небрежно извлек из кармана внушительную стопку денег и швырнул ее на стол.

Пятерня супруги, находившаяся в опасной близости от бутылочного горлышка, зависла в воздухе.

— Это что? — недоверчиво спросила она.

— Да уж не фантики, хе-хе. Выставляй-ка рюмашки на стол, мать. Отметим это дело.

— Сколько здесь? — Марина, уставившаяся на деньги, выглядела завороженной, как та доверчивая толстушка с румяными щеками, которая когда-то выбрала фамилию Онищенко и кочевую жизнь офицерской жены, полную невзгод и лишений.

— Стандарт. — Он щелкнул пальцем по бутылке и пожал плечами. — Семьсот пятьдесят граммов, плюс- минус пять.

— Я о деньгах спрашиваю, — перебила Марина, впрочем, без всякого раздражения в голосе. На ее разгладившемся лбу сделалось одной морщинкой меньше.

Она уже предвкушала отдых, полный райских наслаждений, именуемых на современном языке «олл инклюзив».

— Штука в пересчете на баксы, — небрежно доложил Онищенко. — И весь х… — он кашлянул, — и весь хрен до копейки.

Марина уважительно покачала головой.

— Так все-таки заплатил Давид Семенович?

— Держи карман шире. Он скорее удавится, чем вперед заплатит. — Онищенко понизил голос и опасливо покосился на дверь. — Нет, не он. Но мы и без него лыка не вяжем. — Призадумавшись, он поправился. — Не шиты этим самым лыком. В смысле, не пальцем деланы.

— Тогда откуда деньги?

Взгляд Марины снова преисполнился свинцовой тяжести. В прошлом году супруг спер в хозяйской кладовой кондиционер, был пойман, бит и едва не уволен без выходного пособия.

— Всё нормально, мать, — самодовольно успокоил ее Онищенко. — Никакого криминала. Подкатил ко мне один мужик с просьбой. У меня пила, у него роща березовая. Мужик хочет ее на дрова пустить. Предложил в свободное от работы время валить деревья. Это недалеко. — Онищенко ткнул большим пальцем куда-то через плечо. — Пять минут езды. Но главное — деньги вперед. Предоплата называется.