Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125
Из моряков, похоже, действительно никто не пострадал и никаких оргвыводов не последовало. Адмирал Октябрьский просто поставил на рапорте закорючку с подписью, свидетельствующую о том, что он ознакомился с документом, а Митичкина никто и не подумал наказывать за потерю «Зибелей». Даже наоборот – позднее его представили к правительственной награде, ордену Красной Звезды. Только получить он ее явно не успел, поскольку, как следовало из документов ЧФ об убыли личного состава, 20 апреля 1942 г. погиб во время немецкого авианалета на Анапу.
Но тогда, в декабре, я ни о чем таком еще не знал.
Когда буксиры с «Зибелями» и катера растаяли за серым горизонтом, мы стояли на берегу и прислушивались.
Где-то относительно недалеко явно шел бой – было слышно стрельбу.
– Что делаем, товарищ капитан? – спросил я, подойдя к Никитину, который вместе с Татьяной стоял возле грузовика и рассматривал вынутую из планшета карту-трехверстку Керченского полуострова.
– Откуда я знаю, сержант? – вздохнул он. – Я знаю только то же, что и ты. Что где-то впереди наших успешно контратаковали немецкие танки, количество которых неизвестно. И при этом мне хорошо известно, что у нас всего два «КВ» и их штатные экипажи необстрелянные. А ведь нам, возможно, предстоит серьезный бой. Ты-то что об этом думаешь, сержант?
С момента нашего первого знакомства капитан, похоже, все-таки считал меня «ценным кадром» и не считал зазорным спросить мое мнение о том или ином вопросе (что само по себе бесило многих, особенно начальников), поскольку плохого я обычно не предлагал.
– Может, сами попробуем?
– В смысле, сержант?
– Сядем в танк и пойдем головными. От нас с вами точно будет больше толку, чем от этих…
И я кивнул в сторону нервно смоливших махорочные самокрутки экипажей обоих «КВ».
– А их куда денем?
– А Веретенин со своими пусть в грузовике проедутся. Если потом потребуется – поменяемся с ними местами. Веретенин! Бычкуйте и ступайте в грузовик!
Так мы и сделали. Я сел в головной танк за мехвода, Никитин в башню за наводчика, а Татьяна Шевкопляс – за заряжающего. Капитан ее, как всегда, активно отговаривал, но она по своей привычке уперлась. Как говорили в наше время, девушка 90–60–90 активно искала приключений на свои нижние 90. Причем эта самая девушка была готова добровольно кидать в пушку 76-мм снаряды, а они довольно тяжелые. Такие вот в те времена барышни были – без макияжа и маникюра, но с избыточным патриотизмом в мозгах – просто с ума сойти. Как сказала о таких одна не самая плохая поэтесса из нашего времени – я не сдурела, я вообще такая. Хотя у нас там, в следующем веке, подобные сейчас тоже встречаются – военная служба опять в почете, вопрос, надолго ли…
Поскольку раций в обеих «КВ» все равно не было и в помине, надобности в лишних членах экипажа – командире машины и сидящем рядом с мехводом курсовом пулеметчике у нас не возникло.
Для меня сидеть за рычагами в данном случае было лучше всего. Поскольку, если я сяду к орудию или пулемету и начну стрелять, может опять заработать та самая «двойная бухгалтерия», при которой вокруг меня количество убитых с обеих сторон должно быть равным. И мне что-то не хотелось в очередной раз проверять эту формулу на практике. В конце концов, это я здесь «чужеродный элемент», а им всем здесь жить и жить. Конечно, тем, кто эту войну переживет…
Я завел танк и тронулся с места. За нами пополз второй «КВ», замыкал нашу мини-колонну «ГАЗ-ААА», управляемый Сигизмундычем, с экипажем Геры Веретенина в кузове.
В триплексе моей смотровой щели замелькал плавно покачивающийся блеклый пейзаж невнятной южной зимы. В относительном спокойствии мы проехали несколько километров. Дороги как таковой здесь не было. В стороне несколько раз мелькали росшие в относительном геометрическом порядке невысокие деревья (сады какие-нибудь?) и то ли беленые, то ли построенные из того же известняка домики и еще какие-то постройки. Вид у строений был не жилой, похоже, тут никого не было еще с довоенных времен.
Далее мой «КВ» выскочил на относительно ровное заснеженное поле среди холмов, и я увидел, что навстречу нам, практически не разбирая дороги, бежали, оступаясь в замскированных снежком ямах, люди в серых красноармейских шинелях, ушанках и буденовках. Их было человек сорок или около того. Большинство было вооружено и даже имело за спиной вещмешки и противогазные сумки на боку, некоторые даже были в касках, но несколько человек бежали вовсе налегке, не обременяя себя винтовками, шапками и даже поясными ремнями. Кто-то из красноармейцев пытался что-то орать на бегу, явно обращаясь к нам, но гортанно и явно не по-русски.
Когда первые бегущие бойцы оказались метрах в десяти от нашей лобовой брони, я сбросил обороты двигателя и остановил танк. Через несколько минут большинство бегущих стихийно собралось в небольшую толпу перед нашим танком. Я перепрыгнул влево, сев на место курсового пулеметчика, и, откинув круглую крышку люка, высунулся наружу.
Набежавшие красноармейцы были какие-то сплошь немолодые, чернявые, усатые и носатые, а орали они то ли по-грузински, то ли на какой-то аналогичной мове. Их вид живо напомнил мне разговоры за цену на мандарины или дыни на родном краснобельском колхозном рынке, том самом, где на одной шашлычной было написано с грамматической ошибкой – «жаренные куры».
– Вы, уважаемые, кто такие и откуда? – заорал я им вполне в базарно-рыночном стиле.
В ответ последовала непонятная длинная тирада, в конце которой я уловил только две смутно знакомых фразы – «цаади чел клизе» и «казис траки моутхан».
Ага, лаврушники, значит. Ценители отроков единого с ними пола…
– Мокете! Сам цаади чел клезе! – немедленно заорал я им в ответ и добавил: – Это я шени дэда могитхани!
Гордые сыны гор несколько опешили. Похоже, я таки правильно произнес то немногое, что знал по-грузински.
– Ты чего им сказал, сержант? – удивленно спросила высунувшаяся из башенного люка Татьяна.
– Я их, дорогая товарищ воентехник, спросил, кто они и откуда, а они вместо этого на своем языке послали нас на хер и пообещали поиметь в пятую точку. После чего я попросил их заткнуться, ответно послал на хер и, в свою очередь, пообещал поиметь их маму. Как-то так, – ответил я ей.
Было слышно, как позади и выше меня под броней на месте наводчика заржал, как конь, капитан Никитин.
Слава богу, что Татьяна не догадалась спросить, откуда я грузинский знаю. Ведь не объяснишь ей про «войну трех восьмерок» и Цхинвал. Правда, на самой той войне я не был, поскольку приехал туда через неделю, после того, как грузин отбили, но как объяснить человеку из 1940-х, что для них Грузия – это гостеприимная экзотическая родина нынешнего вождя и будущего генералиссимуса, а для нас там они – всего-навсего очередное сборище не вовремя взбесившихся американских холуйков, и от осознания этого руки сами, совершенно непроизвольно тянулись к курсовому «ДТ». Хотя я и понимаю, что эти конкретные грузины, наверное, вовсе не были виноваты в тех идиотских закидонах их потомков, которые начались в 1990-е, а Гамсахурдии с Шеварднадзе здесь, увы, не было. Конечно, можно было посоветовать им почаще пороть в воспитательных целях детей и внучков (пока те помещаются поперек лавки), но я не знал грузинского языка в таком объеме, да они бы меня все равно не поняли…
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 125
