19 марта: «Видела во сне, что моя крошка опять жива; что она только похолодела, а мы оттерли ее у огня – и она ожила. Проснулась – а малютки нет. Весь день думаю о маленькой. Шелли очень нездоров. Читаю Гиббона».
И так – всю оставшуюся жизнь: описания радостей и несчастий, побед и утрат, самых глубоких чувств – все сопровождается списками прочитанных книг и размышлениями о прочитанном. Много позже, уже после смерти Шелли, она запишет в том же дневнике: «Умственные занятия стали для меня нужнее, чем воздух, которым я дышу».
Муж поддерживал ее в этих милых странностях. Вот приписка к его письму: «Прощай, любимая… тысяча сладких поцелуев живет в моей памяти. Если ты расположена заняться латынью, почитай “Парадоксы” Цицерона».
* * *
После смерти ребенка, при виде отчаяния и болезни Мэри, Шелли совершенно растерялся. И опять на помощь пришел Томас Хогг. Именно к нему она писала в первый день своего несчастья: «Мой милый Хогг, моя крошка умерла. Придете ли Вы сюда, как только сможете? (…) От Вас веет спокойствием». Быть может, Мэри следовало бы доверить свою жизнь Томасу Хоггу, от которого «веяло спокойствием». Но Мэри любила Шелли, только Шелли, его одного. А Шелли называл ее «дитя любви и света».
Именно он, прочитав первые, еще детские сочинения Мэри, предложил ей заняться литературным творчеством. Он был уверен в ее таланте. Еще во время свадебного путешествия по Европе летом 1814 года Мэри начала писать свой первый большой роман под названием «Ненависть». Роман этот, к сожалению, не только не был опубликован, но и не сохранился.
Интересный факт: Мэри и Перси не только вели один дневник на двоих – у них и творчество было практически общим. Именно Мэри принадлежит замысел трагедий «Ченчи» и «Карл I», написанных впоследствии Шелли. А когда Мэри готовила посмертное издание стихотворений Шелли, она восстановила тексты некоторых недописанных стихотворений, «с помощью догадок, подсказанных скорее интуицией, чем рассудком».
* * *
В феврале 1816 года Лондон был взбудоражен слухами о том, что леди Байрон пыталась отравить своего супруга – демонического красавца, лорда Джорджа Гордона Байрона.
Возможно, это как-то находилось в связи с тем, что кузина Мэри Шелли Клер Клермон, до того всего несколько раз видевшая Байрона, вдруг воспылала к нему неукротимой страстью и сделалась его любовницей. Байрона очаровал напор «амазонки», ведь в те времена доминирующие женщины были еще в диковинку. Правда, он так никогда и не стал относиться к Клер серьезно.
Клер Клермон
Байрон был знаком с Шелли – они встретились в Италии и обнаружили совершеннейшее родство душ, а также общее понимание поэзии. Знал Байрон и супругу Шелли. И, кстати, от души забавлялся сложившейся ситуацией.
Благодаря Байрону Клер смогла поступить в более престижный театр Друри-лейн, но вскоре забеременела. Ее отношения с Байроном к тому моменту были уже подпорчены: знаменитому поэту, избалованному восхищением современниц, быстро надоела капризная актриса, к тому же не красавица и не особо талантливая. Но Байрон обещал позаботиться о ребенке. Примерно в то же время и Мэри обнаружила, что снова беременна.
* * *
Летом 1816 года Джордж Гордон Байрон пригласил Перси Биши Шелли, Мэри Годвин и Клер Клермон отдохнуть на вилле Диодати в Швейцарии. Там же присутствовал его личный врач Полидори. Наслышанный об именитых гостях, владелец соседнего отеля приобрел телескоп, чтобы постояльцы могли наблюдать за английскими знаменитостями – точь-в-точь как современные папарацци. Но даже это не могло помешать друзьям. Не беспокоила их даже погода, на редкость холодная и дождливая, с оглушительными громами, с молниями, прорезавшими небо от края до края. Наоборот, буйство природы подходило под настроение поэтов-романтиков. И Байрон предложил каждому из присутствующих придумать страшную историю.
История, которую рассказала Мэри Шелли, оказалась самой жуткой, и все наперебой уговаривали девятнадцатилетнюю сочинительницу перенести ее на бумагу. Так родился роман «Франкенштейн, или Современный Прометей». Если титан Прометей из древнегреческих мифов отнял у богов животворный огонь, то «современный Прометей», в исполнении Мэри Шелли, молодой ученый Виктор Франкенштейн, хочет отнять у Всевышнего тайну сотворения новой жизни! Из частей трупов, похищенных с кладбища, Франкенштейн сшивает человека гигантского роста и оживляет его… Чудовище Франкенштейна в книге не имело имени, и потому вошло в историю под именем своего создателя.
На самом деле, Франкенштейна Мэри придумала прежде, чем приехала на виллу Диодати: в те страшные дни после смерти дочери. Вернее, даже не придумала. По утверждению самой Мэри Шелли, этот монстр с чертами человека не раз являлся ей в ночных кошмарах – и исчез из ее снов, только когда Мэри забеременела вновь.
«То, что напугало меня, напугает и других; достаточно описать призрак, явившийся ночью к моей постели», – писала Мэри Шелли пятнадцать лет спустя, готовя свою книгу для серии «Образцовые романы».
Фронтиспис романа «Франкенштейн». Издание XIX века
«Франкенштейн» Мэри Шелли стал первым в истории литературы научно-фантастическим романом: прежде все чудовища имели мистическое происхождение, а все невероятные события – сверхъестественную подоплеку. У Мэри Шелли все объясняется с точки зрения науки, так что ее с полным правом можно назвать матерью научной фантастики.
Итак, Мэри рассказала свою страшную историю и начала писать роман.
* * *
Осенью 1816 года старшая сестра Мэри, несчастная Фанни, все это время безропотно прислуживавшая в своей собственной семье, начала забрасывать Мэри письмами. Ее страшила надвигающаяся нищета, и она умоляла Мэри поддержать отца в его нынешнем бедственном состоянии. Но Мэри было не до Фанни и не до отца с их проблемами. Она только что родила сына Уильяма, потом на свет появилась дочь Клер Аллегра Байрон. Едва оправившись от родов, Клер уехала в Лондон, оставив девочку Мэри.
Был у нее и третий ребенок. «Франкештейн – мое уродливое детище. Я питаю к нему нежность, ибо оно родилось в счастливые дни, когда смерть и горе были для меня лишь словами, не находившими отклика в сердце», – вспоминала Мэри Шелли много лет спустя.
Но, видимо, надежда на помощь от Мэри была последней надеждой Фанни. Утратив ее, девушка решила, что жить дальше ей незачем. 9 октября 1816 года она ушла из дома, сняла номер в гостинице и приняла опиум. Тем самым она повторила поступок матери, но, в отличие от Мэри Уолстонкрафт, ее нашли слишком поздно, когда она уже похолодела. Рядом с телом лежало прощальное письмо: «Я давно решила, что лучшее из всего мне доступного – это оборвать жизнь существа, несчастного с самого рождения, чьи дни были лишь цепью огорчений для тех, кто, не щадя здоровья, желал способствовать его благополучию. Возможно, что известие о моей кончине доставит вам страдание вначале, но скоро вам дано будет утешиться забвением того, что среди вас когда-то обреталось такое существо, как…» – далее, видимо, она подписалась, но после старательно замазала свою подпись.
