«Никогда бы не подумал, что смерть придет к такому большому числу людей самыми различными путями, — сказал Фойгт, директор отдела регистрации умерших бюро без вести пропавших в Дрездене. — Никогда не ожидал увидеть людей, похороненных в таком виде: обгоревшими, сожженными, разорванными и раздавленными насмерть; иногда жертвы выглядели как и обычные люди, безмятежно спящие; лица других были искажены болью, тела почти полностью оголены в результате огненного торнадо. Тут были несчастные беженцы с востока в жалких лохмотьях, и люди из оперы, нарядно разодетые; тут были жертвы в виде бесформенных кусков и в виде слоев пепла, собранного в цинковый ящик. По городу, вдоль улиц распространялось характерное зловоние гниющего мяса».
Некоторые люди встретили чрезвычайно неприятную кончину, когда прорвало системы центрального отопления и подвалы заполнились обжигающей водой. Однако в большинстве случаев смерть была тихой и медленной. Пожалуй, в более чем 70 процентах случаев люди погибли от недостатка кислорода либо отравились угарным газом.
Глава 4
АНАТОМИЯ ТРАГЕДИИ
Не менее беспокоящим аспектом взрывной волны от тройного удара по Дрездену был эффект, судя по всему, произведенный на высшие эшелоны власти — официальных лиц Национал-социалистической рабочей партии и на правительство Германии. В течение месяца с нарастающей интенсивностью доктор Геббельс вбивал в головы историю о плане Моргентау, полуправде-полуфантазии для послевоенной Германии, который, как предполагалось, противник собирался обсуждать в Ялте. Теперь, неожиданно и драматично, кошмар, который зародился в их собственных хаотичных мозгах, стал сбываться. Вдруг, как показали первые данные, поступившие в Берлин, «от двух до трехсот тысяч человек» было истреблено в крупном германском городе. Инспектор немецкой пожарной службы писал после войны в мемуарах: «Большой пожар в Дрездене подогревал подозрения в том, что западные союзники были озабочены лишь ликвидацией немецкого народа. В последний раз Дрезден объединил немцев под знаменем свастики и бросил их в объятия своей службы пропаганды, которая теперь более вероятно, чем до этого, могла делать упор на страх: страх перед безжалостными авианалетами, страх перед ратификацией плана Моргентау, страх перед опасностью вымирания».
Другие высшие германские офицеры придерживались противоположных взглядов по поводу морального духа после тройного удара. «Когда эта катастрофа стала известна всей Германии, моральный дух был подорван повсюду», — признавал на допросе полковник, занимавший, пожалуй, значительное положение в люфтваффе. Однако тем в Дрездене, кто выжил в первой атаке, должно было действительно казаться, что все они предупреждены относительно плана Моргентау союзников, который только материализовывался слишком быстро.
На площади Альтмаркт в Дрездене под монументом, возведенным после Франко-прусской войны, были поставлены большие, на площади 8 квадратных метров, стационарные емкости для воды. Несколько сот человек пытались спастись и загасить горящую одежду, забравшись в эти емкости. Хотя стенки емкостей были на высоте 80 сантиметров над землей, фактически глубина там около 3 метров, и скользкие бетонные стенки не позволяли выбраться оттуда. Тех, кто умел плавать, утащили под воду те, кто не умел. Когда спасательные команды к вечеру следующего дня пробились на площадь Альтмаркт, емкости были наполовину пусты — вода испарилась от жара. Люди внутри все были мертвы.
Перед начальником принадлежащей организации Шпеера транспортной компании, базировавшейся в Дрездене, предстало жуткое зрелище, когда он и его подчиненные, наконец, пробрались к Линденауплац, площади к югу от Центрального вокзала, где была их штаб-квартира.
«Линденауплац была размером 100 на 150 метров. В центре площади лежал старик, рядом две мертвые лошади. Сотни тел, совершенно обнаженных, были разбросаны вокруг. Трамвайное депо оказалось взорвано. Рядом с депо был общественный туалет из гофрированного железа. Возле входа в него на меховом пальто ничком лежала женщина лет тридцати, совершенно обнаженная, неподалеку валялось ее удостоверение, указывавшее на то, что она приехала из Берлина. В нескольких метрах от нее лежали два мальчика приблизительно восьми и десяти лет, тесно прижавшиеся друг к другу, лицом уткнувшись в землю. Они тоже были совершенно обнаженными. Их согнутые ноги одеревенели. На рекламной тумбе, которая была перевернута, лежали два тела, также обнаженные. Нас было примерно двадцать или тридцать человек, из тех, кто видел эту сцену. Насколько мы могли разобрать, люди находились в подвалах слишком долго; в конце концов они были вынуждены выскочить оттуда, так как все равно задохнулись бы от недостатка кислорода».
В этом случае вряд ли причиной смерти стало отравление угарным газом: трупное окоченение не наступало бы так, как было описано.
Удар, которому подверглись некоторые районы Дрездена, оказался настолько жесток, что было маловероятно, что кому-нибудь удалось там выжить. Одним из таких мест была территория вокруг Зайдницерплац. На этой площади также находилась стационарная емкость для воды, площадью 5 квадратных метров, но не такая глубокая, как та, что на Альтмаркт. Это было абсурдное зрелище — от 200 до 250 человек все еще сидели по краям емкости, там, где их застал ночной налет. Между ними повсюду зияли пустые места, освобожденные теми, кто скатился в емкость с водой. Все были мертвы.
На углу Зайдницерштрассе и площади располагалось общежитие девушек из отряда имперской службы труда, а рядом с ним — временный госпиталь для безногих солдат. В момент, когда 13 февраля прозвучали сирены общей воздушной тревоги, девушки из службы и солдаты смотрели кукольное представление в цокольном этаже госпиталя. В госпитале, где выжившие девушки выполняли позднее спасательные работы, они обнаружили, что от сорока до пятидесяти больных и двое врачей стали жертвами огня; лишь двум врачам и одной медсестре удалось спастись. Атака обрушилась на город прежде, чем солдат успели эвакуировать.
«Никогда бы не подумала, что тела могут сжаться до такого малого размера из-за сильного жара; никогда не видела ничего подобного, даже ранее в Дармштадте», — вспоминала руководительница подразделения имперской службы труда, которой посчастливилось выжить в огненном смерче в Дармштадте.
Вдоль южного края Большого сада тянутся хаотично разбросанные зоологические сады одного из самых знаменитых зверинцев в Центральной Германии. Бомбы, попавшие в зоопарк, привели к тому, что значительное число животных вырвалось из разбитых клеток. Зоопарк Гагенбека в Гамбурге специально был укреплен во избежание бегства диких животных в результате авианалетов: в клетках были установлены двойные решетки, а помещения зоопарка окружены траншеями и ловушками. В Дрездене большинство клеток оказались повреждены, и, чтобы не дать хищникам вырваться на свободу, служителям было приказано отстреливать всех уцелевших животных в ранние утренние часы после авианалетов.
Даже через десять дней после налетов тела погибших людей еще не были убраны с зеленых лужаек Большого сада. Житель Швейцарии рассказывал, как через две недели после авианалетов он отправился через подвергнутый опустошению район, чтобы навестить друга в Дрезден-Груна. Его путь лежал вдоль широкого бульвара Штюбельаллее, где у представителя имперского правительства, гаулейтера Саксонии Мучманна была вилла. Пробираться было трудно не только из-за воронок и обломков камней, но также из-за отвратительного зрелища наваленных повсюду груд тел погибших. Позднее он делился впечатлением, полученным от дрезденской трагедии в результате тройного удара бомбардировщиков союзников. Его очерк в течение трех дней, начиная с 22 марта, публиковался в одной из ведущих швейцарских газет, благодаря тому что ему удалось тайно вывезти свои заметки из Германии. Его отчет вызвал шок не только в Швейцарии: не прошло и шести дней после опубликования, как Форин офис сделал представление премьер-министру, вероятно, по поводу эффекта, который бомбовые операции в таком масштабе произвели на мировое общественное мнение. Этот независимый очевидец писал:
