Possis nihil urbe Roma visere maius?[95]
Девятнадцатого декабря 1655 года на границе Папской области королеву встретили посланники верховного понтифика. Навстречу ей вышли четыре прелата в чине архиепископов и двое высших ватиканских сановников. Для этого случая они все получили должности папских нунциев, чтобы не уступать положению генерала Пиментелли дель Прадо, сопровождавшего Кристину в качестве специального посланника короля Испании. В делегации папы были также два легата, кардиналы, епископы и пр. Д. Мэссон пишет, что Ватикан, большой мастер по протокольной части, всё-таки занизил уровень лиц, участвовавших во встрече королевы Кристины: вместо кардиналов-епископов он послал кардиналов-дьяконов, что подчёркивало её статус королевы без королевства. Кристина, по всей видимости, этого не заметила. Этот первый въезд в Рим, как сказали ей представители Ватикана, считался «инкогнито».
Несмотря на позднее время въезда в Вечный город, на пути кортежа королевы выстроилась огромная толпа, что дало ей повод для ремарки: «Здесь так принято въезжать в Рим инкогнито?» Кристину провели в апартаменты папы Александра VII, и понтифик побеседовал с ней около четверти часа. Местный хроникёр, описывая эту встречу, сказал, что как только королева узнала о приближении папы, «она размашистыми шагами бросилась ему навстречу и, преодолев несколько комнат, простёрлась у его ног».
Поселить женщину в апартаментах Ватикана было немыслимо. Сначала хотели разместить королеву со свитой в палаццо Фарнезе[96], неподалёку от дома Святой Бригитты Шведской, но это было слишком далеко от Ватикана, и папа не захотел подвергать Кристину превратностям зимней погоды во время её частых визитов к нему. Остановились всё-таки на дворце, входившем в состав ватиканского комплекса и располагавшемся неподалёку от двора Бельведера и библиотеки. Здание соединялось с папской резиденцией длинной крытой галереей и находилось под одной с ней крышей. Ватикан в первый и, возможно, последний раз в истории своего существования позволил женщине поселиться в своих помещениях.
Папа лично проследил за тем, чтобы квартиру Кристины обставили дорогой и удобной мебелью, извлечённой из запасников Ватикана или взятой на время у богатых римских патрициев. Дворец включал в себя так называемую Башню ветров, внутри которой были развешаны полотна с символическими изображениями воздушных стихий. Под картиной, представлявшей ветер с севера, стояла надпись по латыни: «Всё зло приходит с севера». Папа приказал эту надпись на всякий случай замалевать.
Пятидесятишестилетний папа оказался маленьким хрупким мужчиной, на лице которого можно было прочесть следы разных болезней. Щетинка усов и козлиная бородка странным образом диссонировали с его благородной внешностью. Папа любил науку и искусства, вращался в обществе учёных и поэтов, был профессиональным дипломатом и политиком и неплохо показал себя в прошлом на должности статс-секретаря, занимаемой теперь кардиналом Аззолино.
Переночевав в апартаментах Бельведера и побродив на следующее утро по залам ватиканской библиотеки, Кристина, всё ещё находясь под сильным впечатлением от встречи, отправилась на прогулку по Риму. Она никак не могла отделаться от чувства нереальности и до конца не осознавала, что её мечта сбылась и что она оказалась в самом святом месте на Земле.
Пелена дурмана спала с её глаз во время обеда, устроенного папой в её честь на следующий день сразу после торжественного причастия. За богатой трапезой она вдруг увидела, что вся обстановка, несмотря на благочиние и молитву, прочитанную главным иезуитом патером Оливой, выглядела неестественно обыденной и светской. Возможно, чувство реальности вернулось и под влиянием поданных к обеду блюд: вся их экзотика состояла в неограниченном количестве соли и острейших приправах, при упоминании которых бедный Бурдело упал бы в обморок.
Александр VII приготовил именитой перекрещенке королевские подарки: богато отделанную карету, носилки и портшез, обитый небесно-голубым бархатом и украшенный драгоценными камнями и позолотой по проекту знаменитого тогда скульптора Джованни Лоренцо Бернини (1598–1680). В подарок включались и шестёрка великолепных лошадей (для кареты), два мула (для носилок и портшеза) и дамская скаковая лошадь с полной сбруей и богато отделанным седлом. Кристина немедленно оседлала скакуна и продемонстрировала своё мастерство верховой езды. В толпе зрителей пробежал шёпот о том, что во всей Швеции не было мужчины, который мог бы сравниться со своей королевой в умении управляться с лошадью. Бернини при вручении подарков скромно сказал:
— Если в них есть что-то плохое, то это — моё.
Королева ответила ему репликой:
— Тогда в них нет ничего вашего.
Знаменитый скульптор и знаменитая католичка тотчас же стали друзьями.
Сразу после этого Кристина отправилась в путешествие по Италии. Это было своеобразное паломничество по святым местам вперемежку с торжественными встречами с городскими властями, итальянской аристократией и представителями Церкви. Для удобного и комфортабельного путешествия по стране папа предоставил ей свою карету, носилки и обычное кресло. Как все вновь обращённые, Кристина старалась первое время строго соблюдать церковные обряды, по прибытии в город первым делом ехала в церковь, обращалась со всеми вежливо и дружелюбно. Она поклонилась мощам святого Франциска Ассизского и осмотрела другие достопримечательности, посетила Феррару, Венецию, Болонью, Анкону, Лорето и другие города.
Венецианские клир и власти встретили Кристину прохладно. Отцы города открыто возмущались тем, что папа отказал республике в деньгах на войну с турками, не пожалев их на пышную и ненужную церемонию встречи и проводов бывшей лютеранки. Болонцы от встречи с Кристиной большого энтузиазма тоже не испытали. От одного из них до нас дошло следующее описание Кристины: «Эта высокопоставленная дама была не очень высокого роста, но и не слишком уж и неприглядна. Её внешний вид выдавал величие, лицо живое — то мрачное, то светлое. Большие глаза излучали воинственность и гордый нрав. Красивый нос придавал лицу благородные, королевские черты, сводившиеся на „нет“ маленьким ртом. Губы, самого красивого красного цвета, могли бы принадлежать Венере, если бы вследствие строения её тела и манер нельзя было бы поклясться в том, что она скорее была Марсом. Это тем более верно, что она, благодаря своей одежде, короткой стрижке — она носила странный парик, который время от времени меняла, — а также благодаря искусной верховой езде могла поспорить с любым кавалером. Короче говоря, она больше похожа на мужчину, нежели на женщину. Как своим голосом, так и своим поведением она легко давала знать о том, что была дочерью великого отца и привычна к победам и триумфам…»
