Его онемевшие пальцы сомкнулись вокруг рукоятки пистолета. Скрытый грубой тканью маски, Себастьян холодно улыбнулся.
Пруденс пристально смотрела на Киллиана Мак-Кея, и краска сбежала с ее щек так же быстро, как и прилила.
Этот мужчина был не злобным горбуном, а высоким джентльменом с густой копной волос. Глубокие морщины пересекали его высокий лоб, но плечи были гордо расправлены и удивительно широки для человека его возраста. Девушка опустила глаза, чтобы не дать ему заметить свое восхищение и изумление. Ее взгляд привлекли белые волоски, явно кошачьи, разбросанные по его тяжелому пледу. Был ли это, действительно, тот самый бессердечный великан, который выбросил Себастьяна из его собственного дома много лет назад?
— Значит, вы никогда не слышали о человеке, называющим себя Себастьяном Керром?
Голос д'Артана резко прервал размышления Пруденс и заставил прислушаться к разговору. Едва заметная презрительная усмешка кривила губы виконта.
Невидимая оку, гудящая от напряжения нить протянулась между мужчинами. Мак-Кей помедлил с ответом всего лишь одно краткое мгновение.
— Никогда, — произнес он.
Пруденс поправила очки. Киллиан Мак-Кей встретился с ее холодным, вызывающим взглядом, и этот взгляд красноречиво, без всяких слов уличал его во лжи. Но девушка понимала, что пока она не потрудится объяснить, почему краснела всякий раз, когда при ней упоминался пропавший жених ее тети, она будет хранить молчание.
Триция удивленно раскрыла рот, когда Пруденс положила руку на локоть Мак-Кея и улыбнулась ему.
— Возможно, нам нужно дать время моей тете оправиться от такого потрясения. Вы еще не посещали библиотеку Кэмпбеллов? Она довольно обширна. Не желаете ли прогуляться?
— С огромным удовольствием.
Мак-Кей поднес безвольную руку Триции к своим губам, затем поклонился виконту с насмешливой улыбкой.
— Виконт, всегда рад встрече с вами.
Глаза д'Артана сузились до серебристых щелок, провожая злым взглядом поразительную пару, перед которой расступилась блестящая толпа гостей.
Лампы в библиотеке не были зажжены, и лишь потрескивающий в камине огонь отбрасывал яркие блики на паркетный пол, высвечивал темные стены полированного орехового дерева, загоняя мрак в дальние углы комнаты, и дарил тепло, распространяя в комнате аромат кедровой смолы.
Пруденс присела на узкую кушетку и тщательно расправила шуршащие атласные юбки платья клюквенного цвета. Мак-Кей опустился в кожаное кресло напротив. Несколько долгих мгновений они изучали друг друга в молчании.
Еще будучи молодым человеком, Мак-Кей гордился своим знанием женской моды. Сидящая перед ним девушка отдавала предпочтение более мягкому и естественному стилю, захватившему Лондон и Эдинбург. Было бы преступлением скрывать ее изумительную кожу под слоем белил, как и прятать роскошные волосы под париком. Темная масса была поднята вверх и уложена тяжелыми кольцами вокруг головы. Широкий пояс гармонировал с розовым атласом нижних юбок и подчеркивал тонкую талию. Ее чопорность и строгие манеры были бы смешны у другой женщины, но ее чувство собственного достоинства придавало им странную трогательность. Хотелось бы Мак-Кею быть за пределами того возраста, когда пребывание в такой теплой и интимной атмосфере наедине с красивой женщиной еще может волновать.
Пруденс поправила очки жестом, который, она знала, выдавал ее напряжение, удивляясь, что заставило ее позволить себе такую прихоть.
— Простите меня за чрезмерную смелость, лаэрд Мак-Кей, но я хочу приобрести в собственность небольшой участок земли на севере Шотландии. Этот замок, который вы называете Данкерком, он не может предназначаться для продажи?
Мак-Кей выпрямился в своем кресле. Девушка явно нервничала. Никто в гостиной не называл его по имени.
— Данкерк в настоящее время являет собой печальное зрелище. Это — руины, совершенно никчемное, ничего не стоящее место.
— В таком случае, вам было бы не особенно тяжело расстаться с ним.
Мужчина встал и подошел к камину, словно пытался уйти от ее холодного пристального взгляда в поисках тепла. Во всей его фигуре и выражении лица Пруденс уловила упрямую терпеливость, которая дала ему силы ждать пятнадцать лет, чтобы отомстить человеку, укравшему его невесту. Ее сердце екнуло при виде его широких плеч, четко выделяющихся на фоне огня камина.
— Данкерк не продается, — сказал он.
Пруденс не смогла сдержать мольбы в своем голосе.
— Вы — богатый человек. Я знаю, вы владеете большой частью Стратнейвера. Какую же ценность для вас могут представлять старые руины?
Мак-Кей не отрывал взгляда от огня.
— Духовную ценность. Тому виной моя сентиментальность. Женщина, которую я любил, когда-то жила там.
«И умерла там?» — хотелось добавить Пруденс. На какой-то миг ей показалось, что она произнесла эти слова вслух. Но когда Мак-Кей повернулся к ней лицом, в его глазах не было ни ярости, ни горького упрека, а только легкая грусть.
— Мне очень жаль, что я не могу удовлетворить вашего желания, моя дорогая. Но, видите ли, Данкерк не вполне принадлежит мне, чтобы я мог его продать. Я держу его по доверенности для другого человека.
Печальные звуки гобоя вплыли в комнату. Музыка была мрачной и, одновременно, необычайно сладостной, полной противоположностью непрекращающегося дождя за окном.
Пруденс встала.
— Простите меня, лаэрд Мак-Кей. Я не могу просить вас продать то, что никогда вам не принадлежало.
Присев в книксене, девушка выпрямилась и торопливо покинула библиотеку, оставив мужчину стоять перед очагом. Руки Мак-Кея дрожали, и он потянулся к спинке стула. В течение всех долгих лет со времени смерти Мишель, Киллиан Мак-Кей молил о прощении. Но, видимо, Бог посчитал уместным послать ему в утешение не дух сострадания, а ангела-мстителя с фиалковыми глазами и мелодичным голосом. Его узловатые пальцы впились в гладкую кожу обивки, и он склонил голову в безмолвной мольбе, прося у Господа не милосердия, но мужества.
Себастьян отвел назад руку с пистолетом и разбил рукояткой хрупкое стекло. Ловким движением он отомкнул задвижки и распахнул высокое двойное окно. Себастьян гибким движением перебросил свое тело через подоконник и оказался в ярко освещенном зале. Музыка перешла в нестройный гул и резко смолкла.
Пронзительный женский вскрик, заглушенный глубоким обмороком, не нарушил мертвого молчания собравшихся гостей, когда шесть безлицых громил проникли с улицы в зал.
— Оружие на пол, джентльмены, — крикнул Себастьян хриплым от простуды голосом.
На пол к его ногам упал только один пистолет, несколько тростей и зонтик. Голубовласая леди повисла на руках своего мужа.
— А теперь мы хотели бы получить более существенное пожертвование, — добавил Себастьян. — Все драгоценности, золото и деньги в мешки, пожалуйста. Прекрасно… О, просто замечательно, благодарю вас…
