– Если ты позовешь меня, я к тебе приеду, – говорю я в шутку.
Его лицо расцветает. Он предпочел бы Италию для нашего первого совместно проведенного уик-энда. Не Венецию, слишком открыточно-красивую, не Флоренцию, однообразную, маленькую, захваленную, а божественный Рим.
– Когда?
– Когда захочешь!
Антреприза заканчивается через две недели, потом я свободна, как воздух.
Его встреча в Нантерре прошла неважно. Жена рыдала и отказывалась говорить с ним. Янн подавлен. Завтра он уезжает в Берлин, в субботу приедет ко мне, потом снова Берлин, а потом – Рим!
Рим, июнь 2007 г.
«Босколо-палас» – величественный старинный отель, расположившийся в верхней части виа деи Кондотти, крупной извилистой городской артерии, проходящей мимо садов Виллы Боргезе, которые возвышаются над Римом. Янн участвовал в недавней реставрации Виллы. Мы обедаем в современном ресторане, совершенно белом, чуть приподнятом по отношению к огромному парадному залу с зелено-пурпурными витражами, в углу которого он расположен. Светлый скрипучий паркет, золотистые фрески XVIII века подчеркнуты минималистским дзен-декором. Эпохи элегантно перекликаются и сменяют друг друга. Мы идем вниз по тенистой виа Кондотти, потом – по Корее до самого Пантеона с его круглым просветом в кровле, и Янн рассказывает мне про чудеса архитектурной техники, открытые за пять веков до Рождества Христова. Он увлеченно говорит о своей профессии: «Никто не осмелился бы сейчас построить такой свод. Квадратные резные кессоны, которые ты видишь, напоминают Вазарели [23] , но они не прямоугольные, а чуть трапециевидные, и вещество, из которого они сделаны, – это что-то вроде античного бетона, они вставлены друг в друга до самого металлического обруча, который скрепляет их и окаймляет отверстие в открытое небо. Этот проем символизирует связь человека и божественного…» Я внимательно слушаю его, глядя вверх. Его культура изумляет меня, мне нравится то, как Янн живет своей профессией и умеет делиться профессиональными знаниями. Мы блуждаем по охряным улочкам, отходящим от пьяцца Навона и петляющим до самого Тибра. Янн не отпускает мою руку, я чувствую себя божеством. Я хочу увидеть Колизей! Это круглое здание, разорванное грандиозное кольцо просто завораживает меня. Туристы, натужно улыбаясь, фотографируются перед этим нереальным обломком античного Рима, возможно даже не зная, что, прежде чем украсить собой почтовые открытки, Колизей был ареной жутчайшего варварства в истории. Гладиаторы, преступники, христиане и вообще все, кто не нравился действовавшему режиму, погибали там от когтей и клыков диких зверей перед публикой, беснующейся и жаждущей крови. Если бы голоса этих принесенных в жертву людей могли возопить здесь хором, их вой, полный страдания, заставил бы всех в ужасе разбежаться. Сегодня тут периодически разыгрывают симпатичные спектакли, по Колизею можно весело гулять в майке, слизывая жидкое и быстро тающее мороженое. Таковы циклы человечества.
– Знаешь, кто были единственные женщины, допущенные в ложу Колизея? – спрашивает меня Янн.
– Нет.
– Весталки. Девственницы, отобранные с ранней юности за их красоту. Они служили в храме Весты, богини семейного очага, верности и огня. Они должны были хранить девственность ради Весты и символизировать чистоту Их почитали как богинь, но, если только они совершали плотский грех, их закапывали живьем, а возлюбленного девушки отдавали на съедение львам. Это не легенда. Человеческая жестокость – реальность.
Мы убегаем от Колизея, чтобы укрыться в отеле, где мы проведем свою первую ночь вдвоем, ровно через три недели после восьмого букета фиалок.
Меня смущает моя нагота. Мне страшно представить свое лягушачье тело в объятиях мужчины. Я погасила свет везде. Я не увижу красоты Янна, я почувствую ее на ощупь, когда закрою глаза, я буду мечтать, чтобы она запечатлелась во мне. Янн долго ласкает меня – грудь, шею, тело… Коснувшись моего живота, он тихо говорит: «Круглый живот – это так красиво…»
Ночь великолепна.
По возвращении в Париж меня ждут хорошие новости. Права на экранизацию «Любви в крови» действительно куплены. Сценарий напишет осенью прекрасный писатель Эмманюэль Каррер. Съемки пройдут весной 2008 года.
Меня приглашают на несколько дней для дублирования мультфильма производства студии «Dream Works».
Генриетта наконец выходит на пенсию. Она ждет моего звонка, целует меня и, судя по голосу, счастлива начать новую жизнь. Она с гордостью дает мне свой новый номер телефона, – коллеги по случаю выхода на пенсию подарили ей мобильник, «чтобы иметь возможность всегда позвонить ей, потому что они будут скучать без Генриетты», – это чистая правда.
Лили умирает от желания увидеть наконец моего романтичного Аполлона.
– Фиалки, восемь букетов фиалок… Прогулки по Риму, взявшись за руки! Ну тебе и повезло! Только не расслабляйся, красавица…
– Почему?
– Тридцать пять лет, роскошный, романтичный, все системы работают нормально, профессиональный успех… Не мужик, а мечта. Только где-нибудь зарыта мина…
– Нет. Никаких мин, одна радость. Одно счастье…
– А почему он развелся? Настоящая мужская натура раскрывается не в любви, милочка, а в разводе. Надо всегда знать настоящую причину. Агенты по найму персонала всегда больше интересуются в автобиографиях кандидатов причинами смены работы и увольнениями, а не продвижением по службе.
– Я не агент по найму, и я знаю, почему он развелся, – как-нибудь я расскажу тебе это, Мисс Марпл.
Сегодня вечером Янн впервые приглашает меня к себе. Он живет в одном из небольших частных домов, которые еще встречаются в 19-м округе неподалеку от парка Бют-Шомон, где мы целовались, возле метро «Ботзарис». Он недавно туда переехал. За шесть месяцев сделал полный ремонт. Оставил только несущие стены. Все белое, только несколько светло-серых поверхностей и несколько цветовых акцентов. Спальня – исключение в этом красивом лофте. Это единственная закрытая комната, и она вся голубая. Глубокий, насыщенный, почти фиалковый цвет. Мне сразу же безумно нравится это пространство, тотальная современность старинного дома, как в «Босколо-паласе», где тоже удачно совмещаются эпохи и миры.
Мебели не много, она в основном белая или из матового алюминия. Мое внимание привлекает секретер из экзотического светлого дерева, это сильный акцент в декоре. Я узнаю стиль. Это старинная индийская мебель. На боковых стенках и на дверцах вырезаны изображения моей триады: Брахма, Вишну и Шива.
– Ты тоже любишь Индию? Какой великолепный секретер.
– Обожаю… Это единственный предмет мебели, который согласилась оставить мне жена, – может, так оно и лучше, мне нужно было сменить обстановку…
Я рассказываю Янну свои индийские приключения с Лили, он смеется. Про манекенщика в самолете, про наши безумные гонки, про мой танец парий… Янн открывает бутылку шампанского. Еще я рассказываю ему про Тадж-Махал, про «Лейк-палас» и про мое ощущение дежавю. Рассказываю про сны, про молекулярную память и одновременно понимаю, что все это как-то угомонилось. Вот оно, волшебство любви.
