(в трамвае – смеясь над собств. наивностью).—
Перебирая фотографии, нашёл портрет Наталии «Интервейеровой». Она где-то с мужем и сынком… Долго смотрел на фото, вспоминал, как пил с ней пиво с маленькими раками. Ели зелёные яблочки. Как мило! В сентиментальных воспоминаниях есть что-то от тихой идиотии.
–
В летнюю городскую пору питаться килькой по 40 коп. кг, кататься на лодке (или…ках), заикаясь говорить о школьных годах, читать воен. мемуары, мечтать о лыжах, думать – кого бы навестить из знакомых, не имея рубля, носить «бобочку», старые сандалии, рассматривать открытки в магазине, сдавать бутылки… всё это было, было…
–
Один знакомый NN всё время меня перебивает на 4-ом или 5-ом слове. Просит извинения. Он перебивает, если говорят «наоборот» и вставляет «на аборт». Любит гулять по набер. Обв. канала, свистеть, изредка повторяя: «Некому позвоночник залома-ти, люли, люли, залома-ти». А в компании, если увидит новенькую, восклицает: «Ой-ли все девчата хороши». Сейчас он на лесоповале. Нужны деньги на дом.
–
Некто С. Г. считал себя гениальным писателем. Ему было 20 лет. В стоптанных «баретках», в сальном пиджаке, нечёса и немытыш, карякал он в блокноте эпизоды из жизни вселенной: хромой пёс, мама печёт блины, чёрствость «окружающей среды», воронний эпос, греческие страдания, необогопоиск, прогулка по Невскому, бытовщинно-служебные докуки, мечта о путешествии в Австралию и т. д. Он никого слушать не хотел, всех в разговоре одёргивал, ругал, махал руками, топал ступнями ног. Дома сидел перед зеркалом и надувал щёки. Затем писал письма красной тушью. Его забрали в армию. Вернувшись, он окончил институт холодильной промышленности. Работал «инженю», плавал в бассейне, собирал грибы. Женился. Книг не читает, выписывает только «Радиопрограмму».
–
Люблю без цели сесть в поезд до Павловска. В будний день там красиво и печально. Отреставрированный дворец, отреставрированная трава, деревья. Книга не читается. От пива хмель водочный. Поздно вечером возвращаться к светлячкам урбанистского чуда, там родные дома, там родная кровать.
–
В одной семье страсть как любили котят. Они ползали по столу, по шкафу, забирались на голову, плечи. Вдруг у соседских детей обнаружили стригучий лишай. Приехала машина, забрала детей в больницу, котят утопили в Неве.
–
Были белые ночи. Вдоль Невы шастали пьяноватые фабзайчата, напевая про сердца, пылающие как костёр, про глаза-звёзды, про светлое будущее. В парадной все углы были посыпаны хлоркой.
–
Из осведомлённых источников я слышал, что во времена Льва Толст. печатали 10–15 % из всех пишущих (литераторов).
–
На безрыбье и рак рыба, – сказали ему в онкологической больнице.
–
Как ограничены матерные выражения: в 9/10 из них упоминаются детородные и детоносные органы. Где связь?
–
На военных сборах нас будил, укладывал спать, отправлял наполнить желудки бритый горнист. Я видел, как он волновался, когда выходил дудеть перед рядами палаток. На левой руке у него была надпись «Донбасс», на правой – дымили трубы. Я видел его бродящим по лесу. Он разбивал ногой муравейники и наблюдал, как маленькие твари спасают своих куколок.
–
Как-то в дождь на Суворовском я видел ходячий Нос. Он был с добрыми глазами, в узком пиджаке и жёлтых носках. Длинные волосы перепутаны и светлы. Он улыбнулся, как бы отвечая на моё изумление. Позже я видел этот длинный, узкий с горбинкой Нос в декабрьские сумерки на Каменном острове. Нос задумчиво стоял около скамьи, промазученной в наводненье. В его руках была бутылка вина, он пил неторопливо, поставив на бедро левую руку. В перерыве между «причастием» он повторял: возвращаться нельзя, возвращаться нельзя!
–
Есть в папоротнике что-то японское. Я люблю это растение, оно светло, изящно, строго. Будь возможность, я бы культивировал папоротник. Он холоден и сочен; пройтись в нём (или по нему) – отдых.
