— Ладно, Сигги!
— Снагги! — кричит она. Ее шаги отдаются эхом по коридору. — Снагги! Здорово! Великолепно!
Сэм скалится:
— Великолепно!
Великолепно. Я толстая и мне не дадут работу.
Я иду по лондонским улицам, сама не зная куда. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
Несколько минут бесцельных блужданий, и я совсем потерялась. Путеводитель «Лондон от А до Z» я оставила на карточном столе. «Опять-таки великолепно, Эм», — думаю я, почти падая на ступеньки у какого-то подъезда. Болит голова и хочется есть, но есть нельзя. И еще я хочу сигарету.
— Ты в порядке?
Меня кто-то трогает за плечо. Я вздрагиваю, потом вздыхаю. Рыжая из «Дебюта».
— Да, в полном, — ворчу я. — Я просто… Потерялась.
— Уже? — ласково спрашивает она.
Я прослеживаю ее взгляд и вижу, что из здания меньше чем в пятнадцати футах от нас выходят две девицы с ногами от ушей. Мысль, что я так сильно старалась отсюда уйти и все равно оказалась там же, становится последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. Из моих глаз брызгают слезы. Я пригибаюсь низко-низко к коленям.
— Эй… Эй, ты что… Послушай… — Она садится рядом со мной на корточки. — Сигги только сначала строгая, а со временем станет мягче, вот увидишь.
— Она запихнула меня в «Антракт»! — шмыгаю носом я.
— А что такое «Антракт»?
Замечательно.
— Отдых. Пауза. Перерыв на туалет, блин! А Сэм должна впиваться в яремную вену! Она даже не подросток, а ребенок! А Снагги? Что это за фигня? «Антракт» — ДЕРЬМО!
Не уверена, что моя речь хоть что-то прояснила, но на большее я вряд ли способна. Я сижу и сотрясаюсь от плача.
— Ну, давай рассудим: дебют может быть или его может не быть. Но без перерыва на туалет, блин, жить невозможно.
Я смеюсь и поднимаю глаза.
— Эмили, — представляюсь я.
— А я Кейт.
Мы с Кейт идем пить чай в маленькую кафешку, напоминающую ей заведение, куда она часто заходит в Париже. Мы делаем заказ: ей «Эрл Грей», мне кофе. Я все еще в мерзком настроении, поэтому ведет разговор Кейт. Она британка, девятнадцати лет. У нее глаза цвета меда и орлиный нос. Мне знакомо ее лицо. Она известна — не знаменита, но почти. Одета Кейт довольно эксцентрично: воздушная блуза в цветочек, хлопчатобумажный шарф в полосочку и очень темные джинсы. Я сижу в кафе под низким потолком с балками в окружении гераней, кружевных занавесок и написанных мелом меню, слушаю воркование Эдит Пиаф и переливчатые интонации Кейт, которая рассказывает мне о своем бой-френде и его группе, о своей квартире и пяти собаках. Постепенно мне становится лучше.
— Когда ты переехала в Лондон? — спрашиваю я.
— Три года назад, когда мне было шестнадцать. Приехала с классом из Манчестера, а Сигги заметила меня в метро.
Я ставлю кофе на стол, оно расплескивается.
— Сигги! — бормочу я.
Кейт разбирает оладью на куски и намазывает самый крупный джемом и сливками.
— Слушай, она к тебе проникнется, я точно знаю! Когда я только сюда переехала, она относилась ко мне очень ласково, как вторая мама — и этого стоит дождаться. Она прекрасный специалист.
Отлично. Сигги — прекрасный специалист, значит, она может отличить «антрактных» от перспективных. В таком случае, какие у меня шансы здесь пробиться? Какой смысл вообще трепыхаться?
— Я хочу уехать! — вырывается у меня.
Не собиралась такого говорить, но назад своих слов не возьму. Это правда.
— Не глупи, — говорит Кейт. — У тебя все получится. Я точно знаю.
Я отодвигаю стул.
— Позволь мне по порядку перечислить все, что произошло со мной в последнее время, — начинаю я. — За один семестр учебы я набрала двенадцать фунтов. Мой нью-йоркский агент говорит: либо сбрасывай, либо оставляй, но добавь силикона и коллагена. Когда я отказываюсь, он отсылает меня к Сигги, сумасшедшей дамочке, которая начинает разговор со слов, что я ей не нужна, а потом отправляет меня в кладовку, где сидит юный перспективный агент в брекетах. А потом меряет меня. Исходя из вышеизложенного, у меня вряд ли что-то получится в Лондоне, Нью-Йорке и где бы то ни было. Как модель я никуда не гожусь! Я хочу все бросить и уехать домой!
Когда моя гневная отповедь заканчивается, сердце бьется часто-часто. От волнения. Я ведь сказала чистую правду: я могу просто все бросить. Прямо сейчас.
— Эмили, ты ведешь себя глупо, — не поддается Кейт. — Ты же как две капли воды похожа на Ясмин Ле Бон, а в Англии ее боготворят.
Ну, предположим, Ясмин Ле Бон действительно одна из самых знаменитых топ-моделей в мире — и это еще до того, как она вышла за солиста «Дюран-Дюран». В Англии она популярна почти как член королевской семьи.
— О! Правда? — переспрашиваю я. — Ты так думаешь?
— Да, — заверяет меня Кейт и хлопает по плечу. — Слушай, сбрось пару фунтов, и у тебя все наладится, обещаю.
В ответ мой живот урчит. Мне нечего курить, и я прошу сигарету у Кейт. Она роется в зеленой бесформенной сумке, и содержимое вываливается на стол.
— Ух ты! — Я беру в руки «Сатанистские стихи». Благодаря тому, что мусульмане ополчились против Рушди, эта книга стала самым модным аксессуаром сезона. Переплет на книге Кейт переломан — значит, она ее читает. А если судить по загнутому уголку страницы, почти закончила. — Ты это читаешь? И как твое мнение?
Кейт корчит гримаску.
— Слишком закручено. Ее захвалили. А ты что думаешь?
— Не читала. — Я пролистываю страницы, чтобы определить, стоит ли. — Я сейчас читаю «Джуда незаметного».
— О боже! Вот в чем корень зла. Хватит с тебя Харди, он слишком мрачный! — восклицает Кейт и хлопает по столу, словно объявляет решение суда. Допив чай, она зажигает две сигареты и дает одну мне.
— Спасибо.
Я длинно затягиваюсь, глядя на Кейт сквозь завиток дыма. Когда никотин затопляет мои вены, приходит головокружительное облегчение. И чувство благодарности.
— Почему ты такая хорошая?
— Потому что большинство моделей думают, что Харди — фамилия двух сыщиков-любителей. Ну, и еще у меня слабость к людям, которые плачут на лестницах, — говорит Кейт. В ее глазах пляшет озорной огонек. — Да ладно, оставайся! Оставайся, будем вместе тусоваться. Устроим веселое лето!
Кейт классная. Слишком классная, чтобы для меня имело значение, что она девушка из «Дебюта» толщиной с зубочистку и в настоящий момент доедает вторую оладью со сливками. Я не могу не улыбнуться:
— Я подумаю.
Ночью, лежа у себя в комнате, я действительно думаю. Год назад в «Милуоки джорнал» на первой странице раздела «Стиль» напечатали статью под заголовком «Выпускница балзамской школы — студентка-модель». В нескольких столбцах с продолжением на странице 14 высказывались ТАМИ! и другие: мол, они «даже не сомневались», что я добьюсь успеха. Без Конрада тоже не обошлось: он назвал меня «классической красавицей» с «безупречной кожей» и «чертами лица, словно выточенными скульптором».
