Благодатная летняя пора была в полном разгаре, а магазины и улицы заметно опустели. Только «богатенькие» вроде нас не могли выехать на мировые курорты в отпускной сезон. Да, на Рождество и Новый год мы съездили в Испанию только потому, что тур был до неприличия дешевый. А в сезон цены не то что кусаются, а конкретно могут «съесть» весь бюджет, вот и приходится купаться и загорать на местном пляже, где чуть теплая вода о-о-очень бодрит и освежает от летнего солнцепека.
Каждый день мы принимали солнечные и морские ванны, частенько пугая своими радостными воплями местных пожилых дам. Конечно, я догадывалась, что им немного некомфортно слышать чужую речь у себя на родине, но тут уж ничего не поделаешь, потому что эмоции выплескиваются на своем родном.
Многочисленные знакомства с соотечественницами не переросли в большие дружеские отношения по самым разным и не совсем понятным причинам. Кто-то уважал только свое мнение, кто-то постоянно бравировал своим всезнанием, кто-то мог проявлять сочувствие и понимание только в беде, кто-то сознательно поддерживал отношения только с норвежскими коллегами по работе, кто-то сплетничал со своим норвежским мужем и родственниками о неудачной судьбе других соотечественниц, кто-то постоянно депрессировал, вешая свой негатив и ненависть к мужу на всех знакомых, а кто-то просто банально спивался… Общей культуры и языка оказалось недостаточно, чтобы дружить и понимать друг друга. Меня долго удивлял этот феномен: кажется, ведь это так естественно – сплотиться на чужбине, ведь для норвежцев мы всегда будем чужими – хорошими или плохими – это другой вопрос, но навсегда – ЧУЖИМИ.
Бытовая сторона жизни полностью стабилизировалась: совокупный месячный доход нашей семьи составлял три тысячи евро, из которых две тысячи уходили на проживание и продукты, а оставшаяся сумма тратилась на, так называемые, непридвиденные расходы: посещение врача, лекарства, поездки, парикмахерскую, игрушки, бытовые вещи, компьютеры и одежду для детей.
Конечно, я понимала, что срок окончания моего пособия близок и надо как-то планировать свою рабочую перспективу. Мысленно я стала примерять на себя различные варианты работы: кем я действительно могу быть?
Большинство русских женщин три года учатся на меднянечек по уходу за больными и потом работают в больницах и домах для престарелых. Я человек не брезгливый и могу спокойно, без обморочной тошноты, и памперс с дерьмом снять и подмыть и переодеть пациента. Но видеть изо дня в день чужую боль и страх – не могу и вряд ли привыкну. Я явственно ощущаю, как рвется от сострадания мое сердце, когда я чувствую боль и муку, пусть даже, чужого человека.
Какие варианты еще возможны? Бухгалтер или экономист, но, учитывая, что высшая математика будет преподаваться на неродном языке, это тоже проблематично.
Самой оптимистичной казалась работа таксистом. В Осло, например, засилье арабских водителей такси, которые частенько ведут себя, как на восточном базаре: туда не поеду, потому что близко. Когда я с тремя детьми в полвторого ночи пыталась добраться из аэропорта до отеля, то не один из семи стоящих мусульманских таксистов не захотел нас везти и нам пришлось ждать целый час норвежского водителя, который без лишних слов довез нас до места. Пора менять ситуацию и в качестве альтернативы хорошо было бы создать русскую бригаду таксистов.
Но водительских прав, как и денег на их приобретение, у меня, увы, нет.
Пойти уборщицей и мыть до пенсии магазины и офисы, как это делают многие соотечественницы? Однообразный, скучный, тяжелый физический труд на долгие годы совершенно не вдохновлял меня даже перспективой постоянной работы. Хватит уже и того, что я «по-черному» убираюсь в двух домах два раза в месяц.
Одна знакомая совершенно случайно предложила свою подработку по причине переезда в другой город. Я, хоть и не нуждалась в дополнительных средствах, согласилась, потому что деньги лишними не бывают. За два часа уборки в доме площадью около трехсот квадратных метров я получала двестипятьдесят крон. Семьи, которые могли позволить себе оплачивать приходящую уборщицу, были самыми обычными: в одной семье муж и жена работали учителями в школе и имели двух детей, а в другой – жена работала продавцом, а муж – инженером и у них был уже взрослый сын. Я с удовольствием приходила в их просторные, светлые дома: уютный интерьер, красивая мебель служили достойным оформлением и подтверждением нормального уровня жизни обычных людей. Россияне мечтают намного о меньшем, а живут, к сожалению, намного в худшем.
Конечно, встречались и среди соотечественников успешные люди: кому-то удалось открыть по франчайзингу кондитерскую, кто-то стал совладельцем ресторана с русской кухней, кто-то работал в своем салоне красоты, кто-то таксовал лично на себя, кто-то работал в частной фирме мужа, но… это единицы. Подавляющему большинству приходится учиться выживать в жесткой кредитно-налоговой системе и конкуретной борьбе за рабочее место.
Одна знакомая женщина, например, даже после двух неудачных попыток жить в браке с норвежцем, готова была к третьей попытке, а если повезет, то и к четвертой и пятой, до положительного результата, пока не найдется тот, кто будет ее содержать. Может, конечно, и сработает закон диалектики и количество перейдет в качество… когда-нибудь. Лично меня уже в корне не устраивал подтекст корыстных отношений, и с мужчинами в том числе. Я должна самореализоваться, как личность, иметь полную финансовую независимость, а с любимым человеком должна быть прежде всего любовь, а не торгово-рыночные отношения.
Кем же я реально могу работать, чтобы работа приносила радость творчества мне и пользу обществу? В самых заоблачных мечтах я бы хотела работать на телевидении и вести философско-познавательную передачу типа «Найти себя», в которой, исследуя учения прошлых и современных философов, йогов, труды ученых, психологов, священников можно было бы попытаться найти универсальные ключи по изменению себя в гармоничную личность и создать на основе этого или документальный фильм или реалити-шоу. Как же мне хочется, чтобы все жили с радостью в сердце! А начинать нужно, конечно, с себя.
* * *
После длительных, многомесячных размышлений я ответила себе на вопрос «что делать?» – искать, а на вопрос «кто виноват?» – я. Раз за разом изо дня в день я мысленно прокручивала свои обиды и претензии к бывшему мужу, родителям и сестре, пока, наконец, окончательно, не успокоилась и не приняла все как есть. Я не воспылала к ним любовью, нет, но искренне простила им свои слезы и обиды. Я уже смирилась с тем, что они не любят ни меня, ни моих детей. Только Бог дает абсолютную любовь, а поэтому не надо ждать ее от людей.
Бывшему мужу я тоже простила те долги, которые повисли на мне, практически, по-жизненно – «… и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим…»[6]. Все всегда справедливо и закономерно, даже если я этого до конца не понимаю. Я больше ни словом не обмолвлюсь ни об истинных причинах развода, ни о тех тяжелейших долговых оковах, в которых я оказалась. Я точно чувствовала в своем сердце, что будь у меня возможность их разорвать, то я бы сделала это незамедлительно и проплатила бы все счета, а не наняла бы новых адвокатов, чтобы доказать свою невиновность и наказать мошенника. В последнее время я стала ловить себя на мысли, что даже благодарна им за те трудности, в которых оказалась, потому что оказавшись совершенно одной я почувствовала Божье милосердие и помощь.
