— Я бы тоже хотела в этом разобраться.
— Значит, тебе всего лишь навсего нужно еще немного времени? — настаивал Клим.
— Да, — произнесла я, думая о своем, — мне нужно время, чтобы во всем разобраться.
— Хорошо.
Клим быстренько выпустил меня из своих цепких РУК.
— Хорошо. Даю тебе три дня. Надеюсь, этого достаточно?
— Может быть. — Мысли мои были уже далеки от нашего разговора.
— Через три дня встретимся. А сегодня поужинаем вместе, мы ведь так давно не виделись…
— Нет, Клим, — перебила я его. — Не поужинаем. Я хочу побыть одна и подумать.
Он явно не ожидал такого ответа и занервничал: стал доставать из пачки сигарету, мять ее, в конце концов сломал и бросил на тротуар.
— Спасибо, я на метро. Пока.
На этот раз он не остановил меня, а дал спокойно влиться в шумный людской поток, гудящий на Невском. Краешком глаза, пока волна несла меня к метро, я заметила, как Клим, потеряв меня из вида, достает радиотелефон…
19
Когда я вернулась в офис, Федор в полном одиночестве сидел на кухне и курил. Он подскочил ко мне и, замерев в нескольких шагах, принялся жадно шарить глазами по моему лицу. Потом, всмотревшись получше в мои глаза, что-то, очевидно, нашел там такое, расслабился, сделал шаг вперед и, притянув к себе за плечи, смешно чмокнул в щеку.
— Мы победили? — спросил он на всякий случай.
— Скорее да, чем нет, — сказала я.
И тут же начали звонить посетители, словно ждали все это время, притаившись за дверью.
Вечером, когда все стихло — телефон, звонки в прихожей, шум машин за окном, — Федор отнес меня на руках за свой стол, усадил к себе на колени и принялся неторопливо целовать. Я умирала во время каждого поцелуя, потому что не была знакома с чувствами, находящимися по ту сторону радости, счастья, восторга. Казалось, удовольствие доходило уже до предела, ан нет, оно все катилось и катилось дальше, куда-то уже в страну снов и грез. Это было сладостное умирание, но как только он отрывал свои губы от моих, чтобы передохнуть и тоже, может быть, не умереть от счастья, я моментально возвращалась к реальности, тревожно ожидая продолжения своих сладких мучений. И они все длились и длились.
Пока мы упивались своими запредельными ощущениями, раздался телефонный звонок и сторож уведомил нас, что пора бы и честь знать. Мы как школьники, застуканные на месте преступления, выбрались из офиса и на цыпочках, не желая привлекать внимание здоровенного деда-сторожа с лохматыми бровями, попытались проскользнуть незамеченными мимо него. Но он все-таки бросил осуждающий взгляд в нашу сторону и погрозил пальцем.
На улице у машины мы расхохотались.
— У меня для тебя сюрприз! — сказал Федор, когда мы поехали совсем не туда, где находился его дом. — Не уверен, что выйдет, как я задумал, но попробуем.
Мы все ехали и ехали, пока я не стала замечать, что дорога мне теперь знакома и мы находимся где-то около моего дома.
— Кстати, в этом районе я живу, — сообщила я Федору, но эта новость, похоже, была ему хорошо известна.
— Что ты говоришь! — притворно протянул он, сворачивая прямиком к моему подъезду.
— Приехали, — объявил он. — Вперед!
— Ты шутишь. — Я даже не пошевелилась.
— Пойдем, утрясем и это маленькое недоразумение.
Он обошел машину и потянул меня за руку. Я сопротивлялась.
— Что с тобой, — спросил он, — Серафима? Куда делась твоя решительность?
— А что я ей скажу?
— Скажешь, зонтик забыла.
Действительно, мне давно было пора забрать кое-какие вещи. Как только я об этом подумала, их список стал стремительно расти в моей голове, и я с озабоченным видом выбралась из машины.
Путь вверх по лестнице (лифт не работал) представлялся мне восхождением на голгофу. Теперь я искренне жалела, что оказалась когда-то с Веркой за одной партой.
Федор нажал кнопку звонка — в ответ тишина. Он снова позвонил — безрезультатно. Тогда он нажал звонок и не отпускал его до тех пор, пока не занемел палец.
— Вот видишь, никого нет, — вздохнула я облегченно.
Тогда Федор развернулся на сто восемьдесят градусов, и не успела я даже ойкнуть, как он позвонил в соседнюю дверь.
— Что ты делаешь?! — запричитала было я, но дверь распахнулась и соседка уже изучающе смотрела на Федора, а потом, переведя взгляд на меня, сказала:
— Сима, я предупреждаю вас — только в виде исключения, — и протянула… ключи от моей квартиры.
Я остолбенела, а Федор поблагодарил соседку и, как только та захлопнула дверь, развернулся ко мне:
— Прошу вас, мисс.
В квартире царил полный порядок. То есть, разумеется, это был порядок в моем понимании, и женщина других взглядов бесспорно решила бы, что квартира нуждается в генеральной уборке. Порядок царил в том смысле, что все вещи при беглом осмотре лежали на своих местах и следов пребывания здесь чужого человека не наблюдалось. Я заглянула в шкафы, на кухню и даже под кровать. Похоже, моя захватчица съехала. Могло даже показаться, что ее и не было никогда. Я с опаской посмотрела на Федора, беспокоясь, как бы ему опять не показалось, что историю со Светланой я выдумала. Он в это время заканчивал изучение моей книжной полки, после чего обернулся ко мне и изрек:
— Я понял, Серафима, отчего все твои беды. У тебя нет ни одной книги по гражданскому праву! Ни одной по экономике! Сплошная фантастика и любовь. Немудрено на подобном чтиве докатиться до такой жизни. Но мне твоя квартира нравится, и я думаю, что ты как гостеприимная хозяйка накормишь меня пиццей.
С этими словами он протянул мне полиэтиленовый пакет, в котором оказалась провизия. Я машинально взяла его и пошла на кухню. Отправив сразу четыре пиццы в духовку, я вдруг вспомнила, как Федор звонил моей соседке. Откуда он знал, что ключи у нее? Я никогда соседям ключей не оставляла.
— Послушай! — с этим воплем я прилетела в комнату, где Федор удобно расположился на моей тахте.
— Ага! — обрадовался он. — Просветление началось. Я уж было решил, что ты совсем не способна делать логические выводы.
— Так ты…
— Да, это я. — Его распирало от гордости. — Пока ты выясняла отношения со своим Климом, я в свободную минутку позвонил… Ты следишь за моей мыслью? По-твоему, позвонил?
— Светлане…
— А вот и нет! Я позвонил Валентину Никитичу.
— Зачем?
— Чтобы узнать, где отдыхает твоя однокашница Вера. Она ведь, когда собралась срочно уехать, трясла перед ним путевками, чтобы поверил и отпустил. Директор вспомнил, как называется пансионат в Анапе, куда она укатила: «Мать и дитя».
