Леня был серьезен, и чубчик его словно увял.
– Если вы заняты, Глеб Михайлович, мы подождем.
– Уроков мало, торопиться некуда, – заверила Гуля.
Улыбка сползла с лица Глеба.
– Что у вас? Выкладывайте.
Ребята покосились на Светлану.
– Может, отойдем в сторонку? – предложила Гуля.
А Леня уточнил:
– У нас приватный разговор.
У Глеба возникло нехорошее предчувствие.
Светлана хмыкнула.
– Иди. Я посижу тут.
Глеб отошел с ребятами на несколько шагов.
Леня прокашлялся.
– Виктория Александровна поручила мне написать в стенгазету стихи.
– Об осени, – дополнила Гуля.
– Я обратился к Саше, вашему подопечному, – продолжил Леня. – Чтобы он взял меня на буксир.
Глеб перевел дух.
– Ты будешь удивлен, но я в курсе. Надеюсь, Виктория Александровна оценила твое творчество?
Гуля фыркнула.
– Виктория Александровна сказала: «Неплохо. Чувствуется культура стиха».
Леня посмотрел Глебу в глаза.
– Дело не в этом. Когда мы были у Саши, мы заметили кое-что странное… Саша тоже видел. Даже не верится…
– Не тяни резину, – потребовала Гуля.
Леня извлек из портфеля тетрадный лист и протянул Глебу.
– Вот прочтите. На этой стороне. Тут с помарками, но разборчиво.
Глеб взял листок, исписанный круглым Сашиным почерком, и пробежал глазами правленый текст:
При солнечном ярком свете,
скрывая характер вздорный,
по улицам бродят дети,
одетые в сумрак черный.
Коль встретишься с ними взглядом,
мурашки бегут по коже,
и взрослые сплошь да рядом
укутаны в сумрак тоже.
Как будто с небесной кручи,
с природой шут» нелепо,
на город спустились тучи,
и люди в них тонут слепо.
У Глеба екнуло сердце. Похоже, по лицу его это было заметно. Гуля, побледнев, пролепетала:
– Глеб Михайлович, вам плохо?
– Мне хорошо. Просто замечательно. – Глеб опустил руки ребятам на плечи. – Сейчас же домой. Никаких прогулок по улицам. Пока я с этим не разберусь, только в школу и обратно! Ясно вам?
– Мы не идиоты, – вздохнула Гуля.
Леня криво усмехнулся.
– У матросов нет вопросов.
И ребята пошли по коридору в раздевалку.
Светлана, сидя на подоконнике, покачивала ногой.
– Что там за дела?
Глеб протянул ей тетрадный листок.
– Читай.
Прочтя, Светлана подняла глаза на Глеба.
– Мать твою… Что он тут изобразил?
– По-моему, Сычова, это картина преисподней. А по-твоему?
– Господи, сколько лет этой малявке?
Глеб слегка сдавил плечи Светланы.
– Сычиха, слушай сюда. Я сию минуту лечу к Сашке не дай бог, с ним что-то случится… Попроси Стаса связаться с Такэру. Пусть они оба отконвоируют Дашку домой. Чтоб она без них из школы ни шагу. Ладно?
Светлана спрятала стихи в карман куртки.
– Я на машине. Могу сама ее отвезти.
Глеб, шагающий уже по коридору, обернулся.
– Стас и Такэру! Поняла?!
Светлана слезла с подоконника.
– Ладно, ладно.
Сбежав по лестнице, Глеб надел в раздевалке куртку и столкнулся в дверях с директрисой.
– О, Глеб Михайлович! – обрадовалась та. – На ловца и зверь бежит! Спешу уведомить, что в четверг у нас педсовет. В четыре часа. Надеюсь, вы…
– Не надейтесь, – отрезал Глеб. – В четверг у меня выходной.
Директриса, с бледными щеками и чахлой косой вкруг затылка, одетая, как обычно, в бесформенный малахай, сурово нахмурила брови.
– Глеб Михайлович, то, что посреди недели у вас выходной, – просто гримаса нашего расписания.
Топчась в дверях, Глеб развел руками.
– Не я его составлял. Нечего было гримасничать.
– Вы придете на педсовет! – начальственно произнесла директриса. – Трудно вам, что ли, на часик?
– Трудно, – заявил Глеб. – В прошлый четверг я примчался. А вы, Зинаида Павловна, все отменили и отправились в министерство. Помните? С меня достаточно.
В раздевалку вошла Виктория Александровна, учительница математики. В строгом сером костюме, сухонькая и седая, она порой напоминала английскую королеву на почтовых марках.
– Здравствуйте, кого не видела. – Она величественно протиснулась меж спорящих.
– День добрый, – выдавил из себя Глеб.
Директриса сверкнула на него глазами.
– В министерство, Глеб Михайлович, я ездила не на пикник! Поверите или нет, мне там намылили холку!
– Так объявите в четверг банный день! – брякнул Глеб и покраснел. – Извините.
Директриса открыла и закрыла рот.
Старенькая математичка вновь протиснулась между ними.
– Глеб Михайлович, – сказала она, – какой-то вы сегодня всклокоченный. Что-то случилось?
Глеб соорудил на лице улыбку.
– Все замечательно, Виктория Александровна. Разве что начальство угнетает.
– Поугнетаешь вас, как же! – бросила директриса.
Глеб взглянул на часы.
– В таком случае, милые дамы… – Он поклонился и вышел из раздевалки.
Стоило шагам его стихнуть, директриса воскликнула:
– Это ни в какие ворота!
Математичка сняла пальто с вешалки.
– Зинаида Павловна, расслабьтесь.
Директриса металась по тесной комнатке.
– Легко вам говорить, Виктория Александровна! Я отговорила вас уходить на пенсию, но в такой обстановке… сама бы с удовольствием, только мне до пенсии – как до Шанхая пешком! А этот Глеб Михайлович… Он у меня дождется! Я покажу ему, где раки зимуют!
Математичка улыбнулась.
– Зин, кому ты вкручиваешь? Ведь сколько лет тебя знаю. Еще когда ты соплячкой из института пришла и перед тем, как войти в класс, чуть не описалась.
Прекратив метаться, директриса вздернула подбородок.
– Виктория Александровна, в каком это смысле я «вкручиваю»?
