Глава 57
Эбигейл похлопала Джун по спине.
– Ну как, теперь лучше?
Та покачала головой и сплюнула на камень.
Из ниши торопливо вышел Лоренс.
– Что случилось? – спросил он.
– Ее вырвало.
– Я даже не подумал о воздухе, а он здесь может быть не очень хороший… Ты сама как себя чувствуешь? Не тошнит? Голова не кружится?
Джун выпрямилась, утерла влажное от пота лицо и с ноткой вызова бросила:
– Дело не в воздухе. – Она сделала несколько шагов в сторону, в темноту, и луч ее фонаря забегал по потолку и стенам. Батарейки садились, и Эбигейл уже почти ничего не видела на расстоянии двадцати футов – только ноги женщины и освещенный круг пола под ними.
Внезапно миссис Тозер пошатнулась и свалилась на камень, дергаясь в конвульсиях, суча ногами и взмахивая руками, словно ее посадили на электрический стул.
Фостер подбежала к ней, упала на колени и попыталась схватить женщину за руки.
– О, Господи… Господи… Джун? Джун, посмотри на меня!
Миссис Тозер затихла и теперь лежала, вытаращив остекленелые глаза и разинув рот. Грудь ее вздымалась и опадала.
– Ну же, поговори со мной, – умоляюще твердила девушка. – Скажи что-нибудь. Дай знать, что ты меня слышишь!
Она потянулась, чтобы взять Джун за руку, и свет фонаря вырвал из темноты нечто такое, отчего кровь в ее венах и артериях и кислород в легких как будто сгустились и застыли. С губ журналистки сорвался непроизвольный звук, похожий на кошачье мяуканье.
Не далее чем в пяти футах от нее виднелась детская ручка – из темноты ясно выступали тонкие, идеально сохранившиеся потемневшие косточки. Эта ручка сжимала пальцы другой, более крупной руки. Эбигейл отвела луч в сторону и наткнулась на еще один скелет – со спутанными, прилипшими к черепу длинными, светлыми прядями. На хрупкой фаланге все еще красовалось золотое обручальное кольцо, а с верхнего шейного позвонка свисало, ныряя в грудную клетку, ожерелье.
– Куинн, подойди сюда! – позвал Лоренс. – Тебе надо это увидеть.
Его дочь помогла Джун подняться. Они стояли в центре просторной пещеры, заполненной, по меньшей мере, сотней скелетов, сохранившихся, в большинстве своем, в целости. Одежда этих людей давно истлела в холодном, сыром микроклимате подземелья, в котором буйно росла мохнатая белая плесень, расползшаяся по камням, словно армия гусениц. Скелеты всевозможных размеров застыли в разнообразных позах, так что вся эта сцена напоминала какую-то жуткую скульптурную выставку. К горлу Фостер поднялась тошнота. Она хотела закрыть глаза, но знала, что легче от этого не станет. И шахта, и ее обитатели останутся с ней до конца жизни – и наяву, и во сне.
Молча, не произнося ни слова, четверо путешественников обошли подземную усыпальницу. Большинство скелетов лежало на полу, как будто люди нарочно легли, чтобы умереть. Один замер в углу, свернувшись в позе зародыша, другой – за небольшим валуном, с разбитым черепом… Рядом, на камнях, валялись осколки костей, окрашенные в темно-красный цвет столетней кровью. Еще два скелета притулились к стене: их лучевые и плечевые кости переплелись, как у людей, отошедших в мир иной в объятиях друг друга.
Число умерших горожан множилось, и Эбигейл, ошарашенная увиденным, уже перестала что-либо понимать.
Чей-то череп на коленях другого скелета.
На бедренной кости – кожаный переплет Библии короля Якова.
Между коленями – прозрачная, заткнутая пробкой бутылка с вековой давности виски на донышке.
Некоторые скелеты сидели, все еще сжимая дробовики, винтовки и револьверы, деревянные части которых либо сильно подгнили, либо рассыпались в труху; другие и после смерти не расстались с брикетами золота, вцепившись в них потемневшими костяшками пальцев.
Некоторые прижимали к себе останки детей.
С ужасом и одновременно с любопытством журналистка пригляделась к скелету с длинными черными волосами, упокоившемуся под проржавевшим насквозь свечным фонарем. На широких, словно блюда, костях таза лежали крошечные, будто игрушечные, косточки – бедренные, большеберцовые, реберные – миниатюрный, размером с яблоко, череп, тоненькие, как спички, фаланги пальцев… И когда Эбигейл поняла, что все вместе это – останки беременной женщины и ее неродившегося ребенка, силы оставили ее.