– У вас с ним была романтическая связь?
– Не романтическая. Может, барочная. Много лет назад.
– До или после того, как он женился?
– Я думала, ребята, вы из участка, не из Отдела Адюльтеров.
– Фу-ты, какие мы, – кажется Плохому Копу.
– Ага, а также ну-ты, – рявкает в ответ Хайди. – Вам-то что, Ваше Преосвященство?
– Просто пытаемся выстроить хронологию, – успокаивает Хороший Коп. – Чем вам удобно будет поделиться, Хайди, все сойдет.
– Поделиться, ё, Херальдо, я думала, вас уже сняли с эфира.
Тип-того, вроде полицейского гандбола.
Когда они уже собрались уходить, Хайди обнаруживает, что Плохой Коп странно ей сияет.
– О, и Хайди…
– Да, детектив… – сделав вид, будто роется в памяти, – Ноццоли.
– Те кино пятидесятых про девчонок? Вы их когда-нибудь смотрите?
– Время от времени по киноканалу, – Хайди отчего-то не способна не похлопать ресницами, – ну да, наверное, а кто спрашивает?
– На следующей неделе в «Анжелике» фестиваль Дагласа Сёрка, и если вам интересно, может, сначала кофейку тяпнем, или…
– Извините меня. Вы что же, меня приглашаете…
– Если вы не «замужем», конечно.
– О, в наши дни замужним женщинам разрешают пить кофе, это даже в добрачных договорах записано.
– Хайди, – Максин, услышав это, вздыхает, как обычно, – отчаявшаяся, нерефлексирующая Хайди, этот детектив Ноццоли, он, э, он сам-то женат?
– Ты такой заскорузлый циник вселенной! – восклицает Хайди. – Если б это был Джордж Клуни, ты бы все равно нашла к чему придраться!
– Невинный вопрос, чего.
– Мы сходили посмотрели «Письмена на ветру» (1956), – Хайди продолжает так, будто у нее звезды в глазах зажигаются от воспоминаний, – и как только на экране появлялась Дороти Мэлоун? У Кармине возникал стояк. Большой.
– Не рассказывай – старый номер пенис-в-коробке-попкорна. Исключительно ради духа пятидесятых.
– Макси, безнадежно-Уэст-Сайдская либералка Макси, если б ты только знала, чего тебе недостается с этими защитниками правопорядка. Поверь мне, попадется тебе коп – никогда не скажешь «стоп».
– Да, но скажи мне, Хайди, что стало с твоей одержимостью Арнолдом Вослу из «Мумии» и «Мумия возвращается» и как же те интервью, что ты пытаешься с ним через его контору устроить…
– Зависть, – предполагает Хайди, – так часто больше ничего не стоит между некоторыми из нас и печальной, пустой жизнью.
Сегодня Максин почти наполовину одолела свою папку с меню навынос, когда Хайди суется к ней с последней серией продолжающейся драмы с сумочкой. Пережив личностный кризис, навлеченный на нее моделью «Коуч», заставлявшей наблюдателей, внимательных к означающим сумок, ошибочно принимать ее за азиатку разных сортов, она нынче глубоко погрузилась в базовые принцессины учения, склониться ли ей к шикарному образу с «Лоншамом», например, и жить с тем, что в ней никогда ничего не удастся найти, или же пошлепать еще в поисках более подразделенной на отсеки модели и принять легкий упадок в своем рейтинге хиповости.
– Но теперь это уже в прошлом: Кармине, боженька его благослови, все это решил.
– Кармине, он… что, какой-то… сумочный фетишист, Хайди?
– Нет, но этот мужчина обращает внимание. Смотри, прикинь, что он мне купил. – Максин наблюдает недорогую на вид крупную сумку с каким-то осенним набитым рисунком, с сердечком золотого оттенка на ней. – Осень и зима, правильно? Теперь смотри. – Хайди сует внутрь руку и выворачивает все это наизнанку, выставляя напоказ совершенно другую сумку, светлую и цветистую. – Весна и лето! она конвертируется! получаешь двушку, видишь?
– Как изобретательно. Биполярная сумка.
– Ну и потом, конечно, это еще и часть живой истории. – В одном уголке Максин читает? «СДЕЛАНО СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ВАС МОНИКОЙ».
– Это для меня новинка, если только… ох. Нет, Хайди, погоди. «Моника». Он это не в – не в «Бенделе» покупал?
– Ага, прямо из фургона – это сама Дородная Перечница. Ты соображаешь, сколько через пару лет это принесет на «эБэе»?
– Оригинал Моники Левински. Решение непростое, но я бы предпочла ошибиться на стороне хорошего вкуса – это неподвластно времени.
– И кому знать лучше, как не тебе, Макси, сколько уж сезонов встретила и проводила.
– О но разумеется это намек, не так ли, Кармине намекает на особенный акт, дай-ка подумать, что ж это может быть, нечто такое, чего б тебе не особенно хотелось выполнять…
Сумочка довольно легковесная, но Хайди делает все от себя зависящее, чтобы многозначительно атаковать ею Максин. Некоторое время они с воплями гоняются друг за дружкой по квартире, после чего решают сделать перерыв на ужин и заказать из «Счастливой Жизни Нин Ся», чье меню навынос вечно подсовывают всем под задние двери.
Хайди щурится на варианты.
– У них есть меню на завтрак? «Сычуаньские Мюсли Долгий Марш»? «Коктейль Долголетия Волшебные Годжи»? что, простите меня, за хуйня?
Явившийся доставщик оказывается не китайцем, а латиносом, отчего Хайди еще больше запутывается.
– Seguro usted tiene el correcto apartmento?[80]Мы ждали китайской доставки? Едонде китаёзо?
Распаковывая пакеты, они не помнят, что и половину этого заказывали.
– На, попробуй, – передавая Хайди сомнительную породу чего-то в кляре.
– Странно… экзотический взрыв вкуса… Это… мясо? Какое, по-твоему?
Сделав вид, что смотрит в меню:
– Я просто сказала «Бенджи в кляре»? звучало интригующе, поэтому…
– Собака! – Хайди, вскочив и кинувшись к раковине выплюнуть что может. – О боже! Эти люди там едят собак! И ты это заказала, как ты могла? Ты что, кино не смотрела? Что же у тебя за детство – Ааааххх!
Максин жмет плечами.
– Тебе помочь вызвать рвоту или сама нормально вспомнишь, как это?
«Пьяный Кальмар Двенадцати Вкусов» несколько пересушен. Они удовольствуются тем, что бросают кусочки с разной высоты себе в тарелки – посмотреть, насколько высоко будет отскакивать. «Энергичный Сюрприз Зеленый Нефрит» расфасовывается по пластиковым контейнерам, прессованным в форме нефритовых шкатулок Династии Цин.
– Сюрприз, – Хайди нервно, – сушеная голова внутри. – Выясняется, это преимущественно брокколи. А вот «Вегетарианское Комбо Банда Четырех», напротив, изысканно, хоть и загадочно. Все, кто его ест в физическом ресторане «Нин Ся» и достаточно импульсивен, чтобы спросить, из чего оно состоит, в ответ получит лишь пылкий взгляд. Гаданья китайских печений-гаданий – еще большая китайская грамота.
