Наконец, остановились возле одной, ничем не приметной железной двери. Дежурный повозился с замком, громыхнул запором, и дверь отворилась.
Кузьмичев шагнул внутрь камеры.
В камере – в углу, на тумбочке – стоял работающий телевизор. Транслировали развлекательную программу. Возле традиционного тюремного топчана стоял отлично сервированный стол: горели три свечи, в алюминиевых мисках была разнообразная еда – зелень, фрукты, икорка.
На топчане сидел Сабур. Одной рукой он облапал симпатичную девушку-заключенную, другой – поджигал в широких фужерах прозрачную жидкость. Спиной к Кузьмичеву сидел неприметный мужчина – начальник учреждения. При появлении посетителя начальник привстал с табурета, протянул руку:
– Василий Исаевич. – Кивнул на свободную табуретку: – Ждем вас.
Сабур, не отрываясь от дела, прохрипел:
– Присаживайся, Кузьма… Смотри и учись.
Девица с интересом уставилась на гостя, внимательным и понимающим взглядом оценивая его фигуру, стать.
– Не пялься на чужое! – толкнул ее Сабур. – На воле будешь пялиться, а тут не смей! – Подмигнул Сергею. – Зойка, краса и гордость всего учреждения. Подарок Исаевича… Присаживайся, Кузьма, сейчас тоже попробуешь.
Подследственный и начальник занимались странным, никак не подходящим для тюрьмы делом. Они пили самбуку.
Возле каждого из них находился фужер с прозрачной, горящей слабым синим пламенем жидкостью, и вместе с Сабуром через трубочку они втягивали в себя эту самую полыхающую жидкость.
Василий Исаевич первым опорожнил рюмку и, хлопая слезящимися от выпитого глазами, стал подбадривать Сабура:
– До дна! До самого дна! Главное, чтобы горячее пошло в глотку!
Тот, сопя и тараща глаза, отложил трубочку, удивленно уставился на тюремщика:
– Мать твою…
– Что, здорово?! – совсем по-детски радовался тот. – Продрало?
– Еще как! Чуть не задохнулся.
Зойка рядом хихикала.
– А мозги?! – Чиновник пятерней провел по лысой голове. – Как граблями прочищает, да?
– Освежает! Выйду на волю, только это и буду пить, – заключил Сабур, переведя взгляд на гостя. – Самбука называется! Никогда не пробовал?
Сергей отрицательно повертел головой.
– Сейчас попробуешь, – Сабур взял бутылку, спросил чиновника: – Можно ему?
– В порядке особого уважения!
Начальник пододвинул к гостю фужер, подал зажигалку.
– Подпали!
– А зерна! Зерна кофе! – напомнил Сабур.
Начальник бросил в фужер три кофейных зерна, поджег жидкость, и она заполыхала голубым нежным светом.
Зойка в предвкушении зрелища продолжала хихикать.
– Цыц, целлюлитка! – одернул ее Сабур и скомандовал: – Давай через трубочку, Кузьма! Соси!
Сергей через трубочку в один сильный прием под общий возглас «Ух-х!» опорожнил фужер, и из глаз потекли слезы.
Присутствующие хохотали.
– Что, тоже продрало? – радовался Сабур. – И заметь – ни в одном глазу! – Посмотрел на начальника. – Нам нужно побазарить, Исаич.
– Понял, – послушно кивнул тот и махнул девушке: – Пошли.
– Так ведь… – попыталась возразить она.
– Вернешься. Базар закончится и вернешься!
Сабур и Сергей остались в камере одни.
– Хороша целлюлиточка, а? – с восторгом поинтересовался Сабур. – Кровь так и брызжет.
– Вкус у тебя есть, – кивнул Кузьмичев.
– Это у нее есть вкус, – засмеялся Сабур.
Кузьмичев и Сабур некоторое время молча, внимательно и как бы изучающе глядели друг на друга.
– Ну, что? Прискакал? – первым нарушил паузу Сабур. – Клюнул в задницу петушок?
– Клюнул, – кивнул Сергей.
– В одно место или сразу в несколько?
– В два.
– Расскажешь. Но сначала к тебе вопрос… Думаешь меня выдергивать отсюда?
– А твои кореша?
– Вопрос не к корешам, а к тебе. Вроде бы за одно дело брались, но ты на воле блатуешь, а меня здесь каждый день к следакам таскают.
– Адвоката к тебе кто послал? – вопросом на вопрос ответил Кузьмичев.
Сабур сморщился.
– Еврейчика? Твердый человек, но жопа мягкая… Меня тут один вшиварь раскручивал по полной программе, даже мокруху пытался пришить, а твой марамой только бельмами хлопал да улыбочки мне кидал. То ли за бабу меня принял, то ли за голубого.
– Он один из лучших сейчас адвокатов.
– Худший, лучший – меня не колышет! Мне надоело задницей шконку протирать! Когда на волю?
– Скоро, Сабур. Потерпи.
Тот вдруг перетянулся к Сергею через стол, зашептал угрожающе:
– Не верю я тебе, Кузьма! Ни на грамм не верю! Помнишь, перед моей посадкой груз менты хватанули?! Два контейнера! Знали только двое – ты и я. А откуда взялась путана, которая наш базар записала на магнитку и кому-то загнала?
Кузьмичев с трудом сдержался, чтобы не выдать волнения.
– Не понимаю, о чем ты, – ответил так же шепотом.
– Груз шел, помнишь? Мы с тобой базарили. Вдвоем! Больше ни души! А следак говорит, что нас с тобой писали. На пленку! Блядь какая-то писала. Цыпкина! – Сабур уставился прямо в глаза Сергею. – Слыхал такую фамилию? Цыпкину?! Проститутку!
Тот отрицательно покрутил головой:
– С проститутками не общаюсь.
Сабур откинулся на спинку стула, по-прежнему не сводил с Кузьмичева тяжелых, налитых кровью глаз.
– Смотри, Кузьма, у нас – когда человек хромает – перебивают и вторую ногу. Чтоб он всю жизнь либо на коленях стоял, либо на жопе ездил.
Помолчал, успокаиваясь, спросил почти миролюбиво:
– Какие у тебя дела?
– Украли сына Нины Пантелеевой.
– Слыхал. Блатные маляву кинули еще пару дней тому назад… Что нужно?
– Узнать, кто.
Сабур хмыкнул:
– Попробуй, узнай.
– У тебя же везде люди.
– Не отрицаю. Но отсюда работать сложно.
– Помоги. Я в долгу не останусь. Мать пацаненка может умом тронуться.
Сабур снова усмехнулся:
– Хитрый ты, Кузьма – насрал в штаны, а говоришь – «ржавчина»… На жалость бьешь? – Поднял глаза. – Второе какое дело?
– Помнишь Марину?
– Твою зазнобу?
– Оказывается, она жива. Где ее искать?
Подследственный пожевал губами, прикидывая что-то, кивнул.
