Второе дыханье – свобода от тел.
Иссякла вода в ключе.
1988 г.
«Ярдань»
Из сборника «Ярополчские сказы».
Впервые напечатано в газете Владимирской писательской организации «Слово» в 1990-м году.
Кисть касается холста, краска ложится на грунт. Вначале яркая, ядовито-зеленая, смешиваясь с белой и фиолетовой, дает нужный холодный тон – цвет просыпающегося утра.
За холстом, так же как за отступающим туманом, проясняется сад. За холстом поднимается второе солнце – бледное в молочном воздухе.
Тихо ударил колокол в часовне Никольского монастыря, недалекой, едва видной за садом, спрятавшейся на вершине Ярилиной горы у края оврага, – там, где ее никто не видит, куда нелегко добраться… Нужно идти через сад, раздвигая кусты, переходя по досочкам ручеек и болотце… Можно, конечно, и в обход – по дороге, вдоль забора, но там редко ходят: далеко.
Игнат любит писать этюды утром – он встает перед мольбертом, щурится. Он замечает полосы на сапогах, оставшиеся от росы, и ржавый потек от гвоздя в доске забора, и качающийся одуванчик.
Рядом по колено в тумане и одуванчиках гуляют по саду коровы, хрумкая сочной, сырой травой, позванивая боталами и бубенчиками. Иногда они поворачивают в сторону Игната большие рогатые головы, смотрят долго и вдумчиво, как умеют смотреть только коровы… Медленно двигают челюстью…
Игнату почему-то хочется видеть себя маленьким, не больше кузнечика или муравья, – какими бы тогда громадными, цепляющимися рогами за тучи, показались эти сильные, неторопливые животные… А, и в самом деле, мы очень-очень маленькие, затерялись где-то в этом огромном мире… Но в то же время – сами пытаемся творить мир (не странно ли это…), переносим его красками на маленький холст…
На холсте появляется сад, тропинка, ведущая в темноту, в овраг, где на заросшем дубами и осинами откосе Ярилиной горы в узком ущелье никогда не умолкает речушка Змейка – тихая, смирная… Но весной и она меняет нрав, она вбирает в себя весь скопившийся за зиму снег, поднимается чуть не до краев оврага, выходит из берегов, затопляет под горой половину города…
Город становится похож на «Русскую Венецию». Под домами, унылыми пятиэтажками и покосившимися деревянными избами открывается второе небо (кажется, будто дома, заборы, деревья летят). Все достают из погребов банки и кадушки, надувают резиновые лодки; автобусы и машины ходят по брюхо в воде. А шоферы начинают воображать себя гондольерами – им осталось только запеть серенады под баклонами любимых, что высовываются оттуда в фуфайках и пуховых платках…
Вот что может лихая Змейка! И так бы она и бузила-бурлила, нося по городу мусор, если бы проснувшийся от зимнего сна Ярила-Солнце не усмирял ее, осушая вокруг все и загоняя речку обратно себе под ноги – к подножию Ярилиной горы…
Жаль – скоро Змейку и вовсе покорят, заключат в трубу и забетонируют… Странно – людям не нравится жить в Венеции…
Людям многое не нравится – тем, что живут под горой, в пятиэтажках, в пыльном микрорайоне, – там, где громыхают на выбоинах грузовики, ревут мотоциклы, где качаются на качелях дети… Да, там есть и дети… Дети, мечтающие сбежать в «далекую-далекую галлактику», где «давным-давно» идут Звездные войны…
Это действительно так, достаточно посмотреть их рисунки на свободную тему.
Вот, например, – фиолетовое небо, три солнца – розовое, синее и белое… Закрученные вертелами небоскребы, паутина дорог, космодромы, диковинные, многогорбые, прыгающие машины, многокрылые верто-самолеты и инопланетяне: они – в полосочку либо переливаются радугой. Вот в каком мире они живут, – спустись с горы – там иная Вселенная.
И эта Вселенная наступает, захватывает нашу. Не потому ли Никольский монастырь на плеши Ярилиной заброшен, замусорен, стекла выбиты, своды обрушились, входы заложены кирпичом?
Чтобы в него попасть, нужно долго карабкаться по стене, по старой кладке, рискуя упасть и расшибиться, – потом через дыру в крыше… и, – попадаешь внутрь, в темную келью…
Когда Илья помог забраться туда студийцам, дверь в соседний зал он смог отворить не сразу – слишком она была тяжела, заржавлена.
Он с силой надавил на створку – со скрипом петель, грохотом упавшего засова дверь подалась и – там за дверью, в свете и пыли замелькали крылья, забеспокоились, запорхали, забились потревоженные голуби, а за ними – херувимы, те, что на куполе…
Раскрылся огромный разрушенный зал, внизу открылся провал, груды кирпичей, остатки сводов. На головокружительной высоте, у самого купола, висело Распятие, – дубовый крест, весь белый от птичьего помета, с сидящими на нем голубями, с поникшим Иисусом…
В зале был взрыв, – давно, еще в Гражданскую войну люди со звездами на буденовках подложили в подклеть ящики с динамитом… Соседний храм разрушили в пыль, но на сей взрывчатки не хватило, стены уцелели, лишь обрушилось перекрытие и пласты штукатурки осыпались… И только спустя полвека из всего порушенного тут восстановили часовенку, что неподалеку, из коей покой сих руин изредка беспокоит звук одинокого поминального колокола…
Кто взорвал сей храм? На него будто обрушилась кара Небес… Может, это кара Ярилы-бога, знак коего – та же пятиконечная «буденовская» звезда? Да ведь когда-то и строители сего храма разрушили предыдущий, что носил имя Ярилы… Да… История повторяется, но никогда и ничему не учит…
Не отсюда ли – Звездные войны на рисунках детей? Они, верно, думают, что это инопланетяне разрушили храм! Вот они – обломки прежней цивилизации, а по ним идет следующая, захватывает новые земли, застраивает их безликими пятиэтажками, заковывает в асфальт – надвигаются, поднимая пыль, грузовики, перечеркивают небо авиалайнеры…
* * *
Кстати, недавно Игнат видел инопланетянина. Почти настоящего!
