Клиффу было нечего на это сказать. Помолчав, Луиза добавила:
— Кстати, Линн неравнодушна к лимонному пирогу и холодному молоку.
С этими словами она закрыла за собой дверь, оставив Клиффа наедине с его мыслями.
Наконец он встал с кресла, положил в раковину кружки из-под кофе. На столике лежал пирог. Отрезав от него два куска, он нашел блюдца, налил два стакана холодного молока. Поставил все это на поднос и вышел, локтем выключив свет на кухне.
— О'кей, Линни, — приговаривал он, поднимаясь по лестнице. — Как хочешь, но я иду к тебе.
Уже подойдя к комнате Линн, он вдруг вспомнил, что Луиза так и не сказала ему, на кого же похож Майкл.
Неважно. Он вынесет все. Он должен.
Поставив поднос на сосновый сундук, Клифф постучал в дверь. Ответа не было. Он постучал еще, затем осторожно, как вор-домушник, повернул дверную ручку. Закрыто. Нахмурившись, он взял поднос и плечом открыл дверь своей комнаты. Водрузил поднос на стол, понимая, что не сможет этого съесть.
В комнате было душно. Клифф подумал, не выйти ли ему на улицу, чтобы освежиться, однако, вспомнив, как скрипят под ногами половицы, отказался от этой мысли, решив, что ему не удастся выйти, не перебудив весь дом.
Он снял рубашку, бросил ее на диван и принялся мерить шагами комнату. Но ему не хватало места. Он вытер влажный лоб и вышел на балкон. Вспомнил, как ветер колыхал легкие шторы на окне Линн, как ему казалось, что он чувствует разлитый в воздухе запах ее духов.
Теперь дверь, которая выходила из ее комнаты на балкон, была, несмотря на жару и безветрие, закрыта, а шторы задернуты. Линн опустила даже жалюзи, не оставив ни единой щелки, в которую он мог бы заглянуть. Дверь была на замке, свет потушен.
Сколько прошло времени с тех пор, как он видел ее последний раз? Полчаса? Сорок пять минут? Было только начало двенадцатого, а ведь когда-то — он прекрасно помнил — Линн была ночной пташкой, могла читать допоздна. Как он ворчал на нее, когда, просыпаясь, находил ее спящей с включенной лампой, а рядом с ней на подушке лежала раскрытая книга. Но ворчал он с нежностью, любя, и ему даже доставляло удовольствие, когда приходилось встать, чтобы положить книгу на ночной столик и выключить свет.
Что, если сейчас она, как и он, не спит, но не смеет читать, потому что боится привлечь его внимание.
— Линн? — вполголоса произнес он, приблизившись к двери. — Линн, прошу тебя, мне необходимо поговорить с тобой. Я хочу извиниться перед тобой. Я принес тебе пирог. И молоко. Линн?
Ответа не было. В комнате по-прежнему было темно. До боли стиснув зубы, Клифф опустился в скрипнувшее под его тяжестью плетеное кресло. Он пожалел, что у него нет молотка, чтобы разбить стекло или проделать дыру в стене. Он пожалел, что не может совершить чуда — не может заставить Линн снова поверить ему. Он понимал, что у него есть только один способ заставить ее поверить ему — это поверить самому в то, что она не изменяла ему, то есть поверить в невозможное.
Спустя какое-то время Клифф неожиданно уснул. Услышав, как открылась дверь, он проснулся, протер глаза и увидел стоявшую перед ним Линн. На ней была только длинная майка с широким вырезом, обнажавшим кремово-белое плечо.
— Ты здесь уснул, — сказала она. В комнате теперь горел свет, и он явственно видел ее широко распахнутые, пронзительно-голубые глаза и чуть приоткрытые розовые губы. — Иди спать, Клифф.
Клифф встал, прислушиваясь к биению своего сердца, и сделал шаг навстречу. Увидев, как бьется жилка у нее на шее, и не в силах совладать с собой, он протянул руку и коснулся ее ладонью. Линн резко отпрянула от него, и рука его безвольно повисла.
— Я думал, ты спишь, — сказал он.
— Я уже почти уснула, — прошептала она. — Но потом услышала, что ты за дверью. Я слышала, как ты прошел к себе и вышел на балкон. — В уголках ее губ заиграла улыбка, но Линн поспешила взять себя в руки. — Мое кресло скрипит, стоит только кому-нибудь сесть в него. Я думала, ты вернешься к себе, но потом решила выйти и посмотреть...
— Извини, — виновато пробормотал Клифф. Она сказала «мое кресло». Не просто кресло, а «мое». Он чувствовал себя как человек, нарушивший границу частного владения. — Я понимаю, должно быть, это твой интимный уголок, место уединения.
Линн пожала плечами.
— Пожалуй. Мисс Ларсон, которая жила здесь до тебя, никогда не выходила сюда. Боялась высоты. Я часто сижу здесь перед сном.
— Выходит, я разбудил тебя. Ты хочешь, чтобы я ушел и оставил тебя одну?
Их взгляды встретились. Линн покачала головой и протянула к нему руку.
— Нет. — По ее голосу, по этому едва слышному шепоту Клифф безошибочно угадал, что она действительно не хочет, чтобы он уходил. — Нет, Клифф, я этого не хочу.
Он снова коснулся ее шеи, и на сей раз Линн не отшатнулась от него. Клифф почувствовал, как локоны ее волос обвиваются вокруг его пальцев, словно пытаясь пленить его.
Откуда им знать, что Линн давным-давно пленила его и что он хотел бы оставаться в этом сладком плену до последнего вздоха?
Ладонью он ощущал исходившее от нее тепло, и сердце его переполнялось эмоциями, которые были сильнее, чем просто желание, глубже, чем просто страсть. Голова ее теперь покоилась на его обнаженном плече, и он все крепче прижимал ее к себе, хоть она и не пыталась вырваться. Впрочем, не чувствовал он в ней и желания близости.
Она просто стояла рядом, снисходительно принимая его робкие ласки.
Клифф не знал, отнесется ли она столь же снисходительно к его словам.
— Линн, умоляю тебя, прости меня, — произнес он. — За то, что обидел тебя за ужином.
Линн молча, не глядя ему в глаза, кивнула.
— Ничего страшного. — Она попыталась отстраниться, но Клифф удержал ее.
— Малышка, я так люблю тебя, — продолжал он. — И я сам же причинил тебе боль. Я все время твердил себе, что если произойдет чудо и я снова найду тебя, то мне не хватит жизни, чтобы загладить свою вину перед тобой и что я больше никогда не обижу тебя. Но я снова обидел тебя. И самое ужасное, мне кажется, что на сей раз я сделал это намеренно.
Линн наконец подняла голову и заглянула ему в глаза.
— Да, — промолвила она, упираясь руками в его грудь, чтобы он не смог прижать ее к себе. — Наверное, ты разозлился, потому что я уложила Майкла спать, не дав тебе взглянуть на него.
Клифф выпустил ее и, облокотившись на перила, сокрушенно уронил голову на грудь.
— Я не должен был так себя вести. То есть я хочу сказать, ты имеешь право оберегать своих детей, ведь ты по-прежнему боишься, что я могу причинить им боль.
— Я боюсь не только этого, Клифф.
— Понимаю. — Он повернулся к ней вполоборота. — Я знаю, ты боишься, любовь моя. И я тоже боюсь. Мы оба боимся, что я не смогу полюбить Майкла. Боимся, что, если все останется по-прежнему, для нас это будет означать крах. Но как мы узнаем об этом, если ты не даешь мне хотя бы взглянуть на него?
