Он втянул ее язык к себе в рот, прихватил влажными твердыми губами. В голове у Элен все поплыло. Образы, слова, картины; то, о чем шепотом говорила Сьюзи Маршалл и подтвердила Присцилла-Энн. Она поняла, что дрожит; его рука скользнула чуть выше и легла ей на грудь. От него пахло одеколоном, мятой, бурбоном и потом с легким оттенком мускуса; ее взгляд упирался в его загорелую кожу. Она закрыла глаза и погрузилась в теплую тьму, где были только два их сомкнутых рта. Он отодвинулся, продолжая одной рукой ласкать ее груди.
– У тебя было так с Билли Тэннером? Или с другими ребятами?
Его голос звучал хрипло и завораживающе. Она отрицательно покачала головой.
– Я так и думал. Знаешь, сколько времени я этого ждал? Очень долго. Ты даже не представляешь, как долго. Но я знал, что дело того стоит.
Он подхватил ее груди снизу ладонями, заставил ее откинуться, так, чтобы смотреть ей в глаза.
– Ты ведь знала, верно? – спросил он. – Давным-давно, когда была совсем маленькой девочкой. Ты ведь и тогда знала. По глазам вижу.
Он снова впился ей в губы поцелуем, долгим, неумолимым и крепким, и не отпускал, пока она не начала дрожать.
– Расстегни рубашку, голубка, дай посмотреть.
Он взялся пальцами за пуговицы блузки. Элен попыталась его оттолкнуть:
– Не надо, прошу. Вы не должны. Это дурно.
– Я уже видел тебя, – сказал он, отбросив ее руки. – Три года назад. Тогда и видел. Ты купалась в заводи. Ты еще себя трогала, а потом оглянулась через плечо, будто чего испугалась. Тебе уже тогда хотелось, верно? В двенадцать лет. Хотелось, и ты об этом думала, и… Господи Иисусе, дай посмотреть.
Он дернул за оставшиеся пуговицы, одна отскочила. Потом начал сдирать блузку и запустил руку ей за спину, нащупывая застежку лифчика.
– Нет, прошу вас. Отпустите. Нельзя…
Он расстегнул лифчик, поддел пальцами за бретельки и снял, освободив груди – полные, округлые, тяжелые, молочно-белые, с широким темным ореолом вокруг сосков. Она услышала его долгий восхищенный вздох, попробовала поднять руки, чтобы прикрыться, но голова была как в тумане, свет пробивался сквозь тени, и руки плохо слушались. Он без труда перехватил их и развел в стороны, наклонившись вперед и приоткрыв влажные губы.
– Какие большие. У такой худенькой крошки – и какие большие… Ты прекрасна. Невероятно прекрасна. Мысли о тебе сводят меня с ума. Ты знала, что можешь свести мужчину с ума? Дай-ка я – тихо-тихо – погляжу.
Посмотрю, какая ты тут нежная. Ладно? – Он провел пальцем по ее соску, Элен вскрикнула. – Видишь? Хорошо. Приятно. Не нужно бояться. Смотри. Мягкие, а я сумею сделать их твердыми. Вот так.
Он наклонил голову, она ощутила на коже теплые влажные губы. Он провел языком сперва по одному соску, потом по другому, обдавая ей грудь возбужденным дыханием.
– Чувствуешь? Чувствуешь… да?
Его губы ласкали сосок, втягивали, посасывали, и он отвердел. Элен непроизвольно выгнулась, наслаждение пламенем пробежало по жилам. Он жадно, жестко присасывался по очереди к каждой груди, как, по словам знакомых девчонок, делают мужчины, и в голове у нее роились, взвихряясь, многолетние мечты, образы и туманные представления. Она чувствовала, как внутри нарастает жар – словно в детстве, когда она ночами лежала без сна. В то же время она понимала, что это плохо, понимала, что это нехорошее чувство и особенно острое, может быть, именно потому, что плохое.
– Видишь? – Он оторвался от ее грудей и крепко сжал их ладонями. Губы у него обвисли, с них стекала слюна.
– Нравится? Хорошо? Ну скажи, голубка! Скажи, как тебе хорошо. А знаешь, каково мне? Можешь почувствовать? Сейчас – давай-ка ближе. Садись мне на колени. Оседлай меня…
Он обнял ее еще крепче, неловко приподнял и усадил в раскорячку себе на бедра. Глаза у него остекленели, он задыхался, слова с трудом вырывались из пересохшего горла.
– Вот теперь ты почувствуешь. Сейчас… – Он резко двинул чреслами. – Чувствуешь, какой он у меня большой, какой твердый? Это из-за тебя. Ты его таким сделала. А знаешь, что у меня встает, стоит только поглядеть на тебя, даже и трогать не нужно. Только поглядеть – и уже из штанов рвется. Попробуй на ощупь. Дай руку – только снаружи. Вот – чувствуешь? Не нужно бояться. Хорош. Правда, хорош?
Он вжал ее руку в свой пах, туда, где стояк натягивал белую ткань полотняных брюк. Элен уронила голову ему на плечо; ее поглотил мрак, мрак и жара, и…
– Тебе плохо, голубка?
Она почувствовала, как он разом напрягся; смутно поняла, что голос у него изменился. Он схватил ее за предплечья и крепко встряхнул.
– Тебе худо? Уж не собираешься ли ты в обморок хлопнуться? Господи, вот черт. Элен… Элен, подними голову…
– Меня сейчас вырвет.
Собственный голос, казалось, донесся откуда-то издалека. Ее охватил жуткий холод, а шея обмякла, так что уже не держала голову.
– Ну-ка, живо. Слезай…
Он ее приподнял и, поддерживая, вытолкал из беседки. У кустов она повалилась на колени и выблевала бурбон, все до последней капли.
Хоть одно хорошо – он на нее не смотрел. Как только ее начало рвать, он повернулся и ушел в домик. Когда ее отпустило, она еще немного постояла на четвереньках. Ее била дрожь, в голове совершенно прояснилось, сознание заполняли слова и образы, тело сгорало от стыда. Наконец, слегка покачиваясь, она поднялась. Он вернулся и наблюдал, стоя в дверях, держа в руке ее блузку и лифчик. Она не могла поднять на него глаза. Он взял инициативу на себя.
– Теперь лучше? – спросил он чуть ли не с улыбкой; голос у него снова стал нормальным, панические ноты исчезли. – Вот и хорошо. Иди в беседку, оденься, и я отвезу тебя к матери.
Он помог ей надеть лифчик, застегнул застежку и пуговицы на блузке. Покончив с этим, он свинтил колпачок с серебряной фляжки.
– О'кей. Вот, ополосни рот и выплюни. Увидишь, сразу полегчает.
Элен так и сделала и лишь затем посмотрела ему прямо в лицо. Он ухмыльнулся.
– Ты малость перепила, только и всего. Возможно, на пустой желудок. Тут много не нужно. Сейчас лучше?
Элен кивнула.
– Присядь, я хочу тебе что-то сказать. Не бойся, голубка, я тебя и пальцем не трону. Все в порядке. Вот сюда. Давай садись…
Она неуверенно присела. Он стоял в тени, глядя на нее сверху вниз.
– Вот уж не ожидал… Не думал, что бурбон тебя вконец подкосит. Боюсь, забыл, как забирает спиртное, особенно в первый раз…
Элен медленно подняла голову и посмотрела на него. Она понимала, что не о спиртном он хочет с ней говорить. Он отер лоб рукою, и она заметила, что он сильно вспотел.
– Боюсь… боюсь, я тут позволил себе лишнего. Может, даже напугал тебя. Прости, голубка, если так…
