Понятия не имел, что скажет мне Габби. Будет ли он снова развивать свою мысль о происхождении зла из подавления в человеке естественных биологических инстинктов и возлагать всю ответственность на цивилизацию? Заговорит ли о необходимости возродиться, начать жизнь сначала?
Я завершил свою историю и ждал. Габби пристально рассматривал узоры восточного ковра под ногами. Шли минуты. Мне уже стало казаться, что доктор промолчит, полагая, что основной терапевтический эффект заключается в откровенном рассказе. Чувствовал себя обманутым.
— Так что ты думаешь по этому поводу? — не выдержал я наконец.
Он вздрогнул, будто пробудился ото сна.
— Что я думаю? — спросил он низким неприятным голосом. — Я думаю, тебе надо слегка развеяться и взбодриться.
— Что?
Габби уже поднялся.
— Почему бы нам не прогуляться вместе? Свежий воздух пойдет тебе на пользу.
Я разрывался между двумя желаниями: разразиться громким смехом и отчитать доктора за предательство. Габби заставил меня выдать ему самые заветные тайны, а теперь советует «взбодриться», будто я подросток, обеспокоенный появлением прыщей. Больше всего раздражало то обстоятельство, что мне действительно немного полегчало.
— Пошли, — продолжал доктор, — сегодня чудесная погода. Такого снега ты в Лондоне точно не увидишь. Поиграем в снежки. Развеемся.
Я все-таки не удержался от смеха.
— Ну, ты идиот долбаный, — проговорил я. — Тоже мне, великий психиатр.
— Послушай, — обратился ко мне Габби, вдруг превратившись в здравомыслящего, практичного человека. — Не думаю, что ты страдаешь от глубоко укоренившейся психологической травмы. Если бы дело обстояло таким образом, я порекомендовал бы тебя какой-нибудь знаменитости. Однако в твоем случае клинической депрессии не наблюдается. Ты не болен психически. Можешь, конечно, платить по сто фунтов за сеанс психоаналитику, который будет терпеливо выслушивать твои жалобы, но, честное слово, от этого легче не станет. С моральной точки зрения ты поступил не лучшим образом, однако, как я понял, девчонку не насиловал. Если чувствуешь себя виноватым, покайся и начинай творить добрые дела. Накорми голодного, приюти бездомного. Извини, что говорю банальные вещи, но жалость к себе никому не приносит пользы.
— Откуда ты знаешь, что у меня нет депрессии? Я постоянно нахожусь в крайне подавленном состоянии.
— У тебя наличествует аппетит. А находясь в состоянии клинической депрессии, больные ничего не могут есть. Ты просто тоскуешь, но грусть — не болезнь. Это симптом того, что человек хочет жить. Ладно, пошли, — сказал он, маня меня рукой, — побродим по снегу в саду среди деревьев. После прогулки тебе захочется есть и жить. Начнешь все сначала.
Я ощущал силу личности Габби. Мне передавалась мощная энергия. Внезапно захотелось пойти с ним и стать его близким другом. Я бы хотел часами бродить с доктором по лесу, беседуя обо всем на свете.
Тут из кухни донесся звон посуды, и лицо Габби вмиг потеряло свою притягательность. Глядя на дверь, я заявил:
— Должно быть, проснулись Энджи и…
Я не мог заставить себя произнести имя любимой.
— Хорошо. Отложим прогулку. Я пока займусь статьей.
Не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел из гостиной. Я не понял, почему появление девушек на кухне помешало нашей прогулке. Кажется, Габби не хочет, чтобы нас видели вместе. Опять я испытал неприятный приступ тревоги. Связано ли это с сексом? Вряд ли Габби хочет соблазнить меня, однако не исключено, что он установил интимную связь с кем-то из однокашников и старается избежать сцен ревности. Но с кем он близок? Доминик сразу отпадает. Трудно представить кого-либо менее голубого, чем Дом, за исключением, пожалуй, Нэша. Наиболее очевидной кандидатурой в любовники мог быть Бланден, только он вряд ли подходит Габби.
Раздумья на эту тему изрядно заинтриговали меня, однако вскоре им на смену пришли мысли о Суфи. Что же с ней делать? Советы Габби о том, что мне следует более сдержанно относиться к событиям в Тунисе, как ни странно, настроили меня на мажорный лад. Впервые за многие годы тяжесть вины стала казаться вполне терпимой. Трудно сказать, восходит ли солнце новой жизни, и все-таки какой-то свет мерцает в конце туннеля. Воспоминания по-прежнему со мной, но боль явно притупилась. Прав ли Габби в том, что вред, принесенный девушке, в большой степени плод моего воображения?
Я рассказал всю правду, но она не шокировала и не ужаснула его. А ведь Габби всю жизнь помогает людям и поэтому должен быть хорошим человеком. И кроме того, доктор сказал, что мой поступок… Как он точно выразился? С моральной точки зрения я поступил не лучшим образом, однако девушку не насиловал. Мой грех простителен. Надо искупить его добрыми делами. Накормить голодного, приютить бездомного. Вполне возможно.
Вспомнился разговор, который мы вели по дороге к деревенскому пабу. Я высмеял мысль о том, что освобожденные демоны лишаются своей силы. Разве Пандора, открывшая ящик, принесла пользу человечеству? Габби все понял, и я со вздохом доверился ему.
Но вопрос о Суфи остается открытым. Воспоминания о ней свежи, как первый снег. Надо пойти и поговорить с девушкой, сказать, что я сожалею о случившемся и готов на все, лишь бы загладить вину. Суфи решила, что я покину ее, лишив девственности? Или ей стало стыдно? Углубившись в себя и занимаясь самоуничижением, я перестал понимать других людей. Предполагается, что, полюбив кого-то, вы начинаете разбираться в чувствах этого человека. Однако мне казалось, что сейчас Суфи как никогда прежде далека от меня. Чем внимательнее я всматривался в ее образ, тем загадочнее он становился.
Вернувшись в большой зал, повстречал там Энджи.
— Привет, красавчик, — обратилась она ко мне с чисто механической фамильярностью, без тени улыбки на лице.
— Суфи уже встала?
— Она на кухне.
— Можно мне поговорить с ней?
Энджи с удивлением взглянула на меня:
— А почему нет?
Я смутился.
— Мне просто казалось, я должен уточнить. Может, она слишком занята.
— Что-то случилось?
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто так. Суфи сегодня не в себе.
— Она что-нибудь говорила?
— Мне — ничего. Послушай, что происходит, черт возьми?
Не знаю, почему — полагаю, причина кроется в странном психоанализе Габби и моей неудаче в постели с Суфи, а также в недосыпании и перепалке с Энджи, — только я не сдержался и вспылил. Более того, я был вне себя от ярости. К несчастью, гнев вылился на бедную Энджи, которая меньше других заслуживала подобного обращения.
— Какого дьявола? Кто здесь произносит такие грубые слова? Неужели нельзя прибегнуть к эвфемизмам, тупая деревенщина?!
На мгновение девушка потеряла дар речи, однако тут же собралась и стала готовиться к контрудару. Не стоило совершать ошибку. Миновав кухню, я поспешил прямиком к себе в комнату. Часы показывали семь. Не раздеваясь, лег на кровать и моментально уснул.
