Девочка улыбнулась и наконец-то закрыла за собой дверь.
Дойдя до покоев мужа, Кэтрин замерла в изумлении, увидев, какой прием ее ожидал. На тумбочке между высокими окнами и на другой тумбочке, у кровати, стояли в вазах цветы, а ее туалетные принадлежности лежали на столике в полном порядке. Пеньюар же, который Кэтрин собиралась надеть после ванны, ждал ее на кровати. Кроме того, служанка сообщила, что сейчас принесут чай.
– Может быть, желаете чего-нибудь еще, миледи? – спросила Мэри. Она открыла саквояжи Кэтрин и начала перекладывать вещи в шкаф и в комод орехового дерева.
– Нет, спасибо. Похоже, ты обо всем позаботилась.
– Миледи, позвольте, я помогу вам раздеться, а потом залезайте скорее в горячую ванну. Я добавила туда ваши любимые фиалковые соли.
– Спасибо, – кивнула Кэтрин.
Предложение принять горячую ванну звучало чудесно, и ей действительно нужно было вздремнуть. Вчера она не поспала после обеда, так как была слишком взволнована перед встречей с графом, а прошедшей ночью ей было не до сна.
Ее первая брачная ночь.
Ночь, которую невозможно забыть.
Оставшись одна, Кэтрин тяжко вздохнула. За такое короткое время случилось так много... Она прошлась по комнате и еще раз осмотрела ее. Комната была довольно просторная, ее розовые тона радовали глаз. Кэтрин посчитала двери. Три. Одна – через которую она зашла, другая вела в гардеробную, а третья – в спальню ее мужа. Где он сейчас? Может быть, у себя? Да, наверное, спит.
Кэтрин прислушалась, но ничего не услышала, кроме шума ветра за окном.
«Впрочем, сейчас не время мечтать, – сказала себе Кэтрин. – Вода в ванне остывает».
Приняв ванну и вымыв голову, Кэтрин открыла окно, выходящее на западную лужайку. Затем, усевшись перед зеркалом, принялась расчесывать влажные волосы, которые следовало укротить перед тем, как предстать перед гостями.
Кэтрин проводила щеткой по волосам, и при каждом движении руки ее обручальное кольцо попадало в лучи света, отчего изумруды и бриллианты начинали блестеть и переливаться.
Внезапно дверь отворилась. Кэтрин повернула голову, ожидая увидеть горничную, а увидела мужа. Он стоял на пороге и молча смотрел на нее.
Вздрогнув от неожиданности – она была почти уверена, что муж спит, – Кэтрин отложила щетку и запахнула на груди пеньюар.
Граф же улыбнулся и проговорил:
– Я просто хотел убедиться, что ты хорошо устроилась.
– Все вещи уже разобраны, – сказала Кэтрин. Она тоже улыбнулась. – Похоже, ты выжил после разговора с герцогом.
Грэнби рассмеялся:
– Как видишь. А вот леди Форбс-Хаммонд довольно долго меня отчитывала. Мои извинения были приняты, но только после того, как я почувствовал себя провинившимся школьником.
– Мне знакомо это чувство.
Грэнби подошел к жене.
– У тебя красивые волосы. Когда на них падают лучи солнца, кажется, что у них не один цвет, а целая дюжина. В основном имбирь и корица с оттенком мускатного ореха.
– Ты говоришь обо мне так, будто описываешь пирожное.
– Очень сладкое, очень пряное пирожное, – сказал он, наклоняясь и целуя ее в щеку. – Я бы с удовольствием вздремнул рядом с тобой, но, боюсь, тогда мы опять не выспимся.
Граф шутил, но почему-то в его голосе звучали нотки грусти. Кэтрин невольно поежилась и пробормотала:
– Сегодня будет много гостей? – Она жалела, что у нее оставалось мало времени, чтобы побыть наедине с собой и разобраться в своих чувствах.
– Ужасно много, – ответил Грэнби. – Но это продлится недолго. Скоро мы поедем в Фоксли. Уверен, что тебе понравится поместье. Если ты хочешь, мы можем отправиться в свадебное путешествие. Я предоставляю право выбора тебе.
– Мне нужно домой, – сказала Кэтрин. – Там все мои вещи, и отец... Следует сказать ему, что мы поженились.
– Все, что тебе нужно, будет упаковано и отправлено в Фоксли. А что касается твоего отца, то я сегодня же напишу ему и приглашу приехать навестить нас как можно скорее. Ты теперь моя жена. Ты принадлежишь мне.
– Я принадлежу Стоунбриджу, – выпалила Кэтрин, прежде чем успела хорошенько подумать над своими словами. – Это мой дом.
– Стоунбридж был твоим домом. Ты являешься моей женой и в этом качестве поселишься в Фоксли. Там мы будем жить, и там родятся наши дети.
– Необходимый наследник. – Кэтрин не нравился тон Грэнби.
– Все наши дети.
Кэтрин постаралась успокоиться. Немного помолчав, она сказала:
– Пожалуйста, попытайся понять меня. Я приехала в Ипсуич не для того, чтобы выйти за тебя замуж. Во всяком случае, я не собиралась делать это сейчас. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.
– Ты ведь не возражала против того, чтобы разделить со мной супружеское ложе. Так почему бы не поселиться в моем доме? Он такой же большой, как и этот.
– Свадьба должна была состояться в сентябре. А сейчас август.
– Дата никак не влияет на произнесенные нами клятвы, – заявил Грэнби.
Кэтрин понимала, что ей нечего возразить. Муж был прав. Она по своей воле дала брачный обет. Заставив себя улыбнуться, Кэтрин проговорила:
– Я уверена, что мне понравится в Фоксли. Просто я подумала, что мы могли бы заехать в Стоунбридж, чтобы сказать отцу о нашей свадьбе. Мне кажется, ему будет обидно, если мы сообщим об этом в письме.
Грэнби задумался. Дело было не в том, что он не мог вернуться в Стоунбридж. Граф чувствовал, что Кэтрин пытается найти предлог, чтобы отложить начало своей жизни в качестве его жены.
– Твой отец умный человек. Я уверен, что приглашение погостить у нас все расставит по своим местам. Видишь ли, дорогая, я очень хочу поскорее привезти тебя в Фоксли. В поместье давно не было хозяйки.
Тут Грэнби наклонился к ней, и Кэтрин почувствовала, что его губы сливаются с ее губами. Увы, против его чар она была бессильна.
– А теперь спать, – проговорил он, отстраняясь.
В следующее мгновение муж подхватил ее на руки и понес к кровати. Уложив Кэтрин на постель, он распахнул ее пеньюар, обнажая грудь.
– Я хочу посмотреть на тебя.
На его губах опять появилась та самая улыбка, от которой Кэтрин таяла. Усевшись на край кровати, он склонился над ней и принялся целовать ее груди.
Кэтрин почти тотчас же почувствовала, как ее тело наполняется сладостной болью, которую мог вызвать только он. Она понимала, что Грэнби не остановится до тех пор, пока не докажет, что она его жена и он может лечь с ней в постель, когда захочет.
Ей следовало бы протестовать, но она лишь тихонько стонала, когда Грэнби ласкал ее груди.
