Сторожко оглядываясь, она тихо прошла переходами к лестнице, спустилась вниз и, с трудом отворив тяжелую дверь, покинула княжий терем. Ночной птицей полетела через сад. При ее появлении сторожевые собаки дружно повернули головы, но, узнав Купаву, лишь тихо заскулили и завиляли хвостами. Бросив каждому из них по куску пирога, девушка через потайную дверь в ограде выскользнула из подворья и поспешила вниз, к городским воротам. Здесь Купава разбудила заранее подкупленного сторожа и, вручив ему еще несколько тяжелых монет, наконец оказалась за чертой города. Вряд ли кто признается князю в том, что видел, как в эту ночь к реке спустилась женщина в темном покрывале.
Полумесяц, плывший в ночном небе, затянуло легкое облачко. Река голубовато-стального цвета несла свои воды вдоль города. Купава легко поднялась по сходням на борт ладьи и присела на место, что указал ей хмурый воин. Утром купцы отправятся по Трубежу к Днепру, а затем — выше по течению. К вечеру они минуют Киев и прибудут в Вышгород.
Купава твердо решила остаться там навсегда. Пусть даже Позвезд захочет вернуть ее обратно. Если захочет. Она устала жить подле него, не имея возможности подарить ему свою любовь и нежность. У нее есть свой дом, есть брат и есть сын. Зачем цепляться за то, что никогда нельзя назвать своим. Она не могла больше оставаться в этом городе, где чувствовала себя одинокой. Никто не любил ее здесь и никто не жалел. Купава уронила голову и тихо заплакала. Она исчезнет из жизни переяславского князя.
* * *
Позвезд краем глаза заметил, что на торговую ладью, которая качалась поблизости на волнах, поднялась женщина. Ее голову и плечи покрывал темный платок. Усевшись возле борта, женщина повернулась лицом к воде, откинула с лица покрывало и уставилась на серебристую переливчатую дорожку. Свет месяца отразился в ее глазах, упал на бледный лоб, сжатые губы. И в то же мгновение князь почувствовал, как у него в душе что-то перевернулось. Он впился взглядом в лицо незнакомки, сумел рассмотреть его очертания: тонкий нос, упрямый подбородок. И глаза. Грустные, огромные очи, в которых сияли блики ночного светила и мерцали лиловые цветы сон-травы. Но длилось это одно мгновение. Женщина вновь спрятала лицо под покрывалом и отвернулась, слившись с темнотой.
Что это? Наваждение? Позвезду на миг показалось, что он вернулся на три лета назад, в ту далекую купальскую ночь, когда он встретил девушку с лиловыми очами и провел с ней ночь на поляне, покрытой цветами сон-травы… Или он все же задремал под тихий плеск речной волны? Как могла здесь оказаться Купава? Он строго-настрого велел слугам… Да, он велел заботиться о девушке, но стеречь ее он приказа не отдавал.
Взмахом руки князь подозвал к себе молодого парня, несущего дозор на его ладье. Пусть узнает, что за ночная гостья поднялась на торговую ладью.
* * *
Она попыталась возмутиться, когда хмурый хозяин ладьи вернул ей деньги и потребовал спуститься на берег. Но, увидев среди дружинников князя, Купава смирилась с неудачей и, пониже опустив покрывало, последовала к сходням. Зачем поднимать шум, позорить князя… Чьи-то руки подхватили ее, помогли спуститься на берег, подвели к Позвезду.
Они стояли друг против друга, словно лютые враги. Тяжелое молчание князя давило душу сильнее упреков. Не желая показывать свое смятение, Купава гордо вздернула подбородок и отважно посмотрела в лицо тому, кто желал уничтожить ее тяжелым взглядом. Покрывало от резкого движения сползло с головы, но она и не подумала поправить его.
Отчего он так прекрасен… Никогда, никогда она не сможет освободить свою душу от любви к нему, от этого наваждения… Сердце учащенно билось в груди, пытаясь вырваться на свободу… И, словно догадавшись, что девушке больно дышать, князь подошел к ней ближе, взял за руку.
В полном молчании Позвезд повел ее обратно к городу, только другой, незнакомой тропинкой. Они долго шли по узкому и длинному проходу в крепостной стене, пока неожиданно перед ними не распахнулась маленькая дверца. Холодный и сырой воздух камней остался позади, а перед Купавой раскинулся сад, сладко пахнущий ночными цветами.
По усыпанной мелкой галькой тропинке она прошла вслед за своим спутником к терему. Затем поднялась по знакомым лесенкам и переходам наверх. Звук их шагов гулко отзывался под сводами.
Вот и ее комната. Отворив дверь, Купава вошла к себе, оглянулась на князя. Помедлив, он переступил порог.
* * *
Где-то далеко на отмелях Трубежа и Днепра пронзительно кричат птицы, над небосклоном светятся огромные мерцающие звезды, в окна терема вливается душный горячий воздух.
В опочивальне затаилась тишина. Ее перебивал лишь звон сторожевых колоколов на башнях. Зареок, успевший проснуться, таращил свои темные глазенки, не понимая — почему матушка носит его на руках вместо того, чтобы положить в кроватку. Слегка пристукивая каблучками, Купава принялась ходить по спаленке, укачивая малыша и тихо-тихо напевая ему колыбельную песню.
Когда глазки мальчика вновь укутала дрема, мать осторожно опустила малыша в его колыбельку. Грустно улыбнувшись, она прикрыла тело крепыша легким покрывальцем и повернулась к Позвезду.
Остановившись возле окна, князь отрешенно смотрел в звездное небо. Почувствовав ее взгляд, он резко обернулся. Лицо его казалось измученным.
— Что ты задумала? — впервые он нарушил молчание, которое возникло еще на берегу возле сходней.
— Я хотела исчезнуть из твоей жизни. Уйти незаметно.
— Разве тебе здесь плохо? Кто-то обидел тебя?
«Ты!» — едва не сорвалось с губ девушки, но вместо этого она лишь тяжело вздохнула:
— Как ты узнал о моем отъезде?
— В тереме жарко, решил ночевать на ладье. Но увидел тебя… — Позвезд подошел к ней поближе, дотронулся до нежной щеки и, глядя в прекрасные глаза, которые с болью смотрели на него, произнес: — Ты такая же, как и три лета назад. Самая прекрасная женщина в мире… — это было сказано необыкновенно мягким и печальным голосом. — Я не стану удерживать тебя. Если хочешь уйти — уходи при свете дня, не таясь ни от кого. А ежели хочешь стать… княгиней — оставайся. Пусть будет по-твоему. Завтра же нас обвенчают. А теперь ложись спать.
— Для этого ты привел меня обратно?
Бледная, без обруча на голове, с распущенными волосами, достигавшими колен, в синем платье без всяких украшений, Купава стояла, горестно уронив руки. Яркий румянец медленно выступал на ее щеках, а в глазах льдинками засветились слезы.
— Что ж… пожалуй, ты прав. Я уйду. Вернусь в свой дом, к брату. А ты… хоть напоследок благослови сына.
Позвезд, насупившись, бросил взгляд в сторону колыбели, где сладко посапывал мальчуган. Что она еще придумала? Зачем мальчишке благословение убийцы его отца? Сколько еще она собирается его мучить? Неужели Купава до сих пор не поняла, что этот ребенок до конца жизни Позвезда будет напоминать о варяге.
— Неужели ты и в этом мне откажешь? — закусив губу, Купава смотрела исподлобья, как рассерженная кошка. — Готов вести под венец нелюбимую женщину, но не хочешь признать сына…
