Когда она нежно коснулась его руки, Хантер почувствовал, как у него сжалось сердце, и ему пришлось отвести взгляд – такой нестерпимый огонь полыхал в ее глазах. В свете этого пламени казалось, что это так правильно, так легко открыть наконец свое сердце и разделить глубокие взаимные чувства. Эта девушка умела плести узы, угрожавшие связать мужчину, заставить его почувствовать, что пора остепениться.
Тепло ее руки проникло в его жилы, воспламеняя его, возбуждая чувства, которые он не желал признавать с той же настойчивостью, с какой чуть раньше жаждал прийти сюда, в этот дом, зная, что она там, и не в силах больше, переносить разлуку. Когда Люси сказала ему, что Джемма осталась с детьми одна, он сразу же заторопился к ней. Но не потому, что хотел помочь, а потому, что после столь долгого периода наложенных на себя ограничений ему необходимо было ее увидеть.
Если так будет продолжаться, он больше не сможет этому противостоять. Хантер медленно отодвинул руку и увидел, как она отдернула свою и принялась водить пальцем по ободку чашки.
– Похоже, вы где-то очень далеко, Хантер, – тихо сказала Джемма. – О чем вы думаете?
– Я подумал, что пора возвращаться в факторию и посмотреть, почему Лютер и Ханна так задержались.
Избегая смотреть на Джемму, Хантер вылез из-за стола и повращал плечами, чтобы избавиться от чувства скованности. Весь долгий холодный день он проверял ловушки на бобров вместе с Ноем. Он сознавал, что гораздо приятнее сидеть здесь, глядя на Джемму и размышляя о том, что могло бы быть, но не должно случиться, однако пора было уходить.
Джемма встала со стула, не в силах оторвать от Хантера глаз. Свет и тени играли на его суровом лице. Он казался огромнее, чем на самом деле, человек, не желавший запирать себя в четырех стенах. Что подумал бы о нем ее отец? Томас О'Херли уважал власть, богатство и влиятельность. Значил ли бы хоть что-нибудь для ее отца тот факт, что Хантер отвоевывал жизненное пространство у диких безлюдных дебрей?
Джемма не могла представить себе Хантера Буна в какой-либо другой обстановке, и, уж конечно, не в тесных салонах Бостона или за конторкой в пакгаузе.
Глаза их встретились. И в этот момент Джемма поняла, что с радостью откажется от привычной жизни и пойдет за этим мужчиной на край земли, если только он возьмет ее с собой.
Вот убедить его, что он сам этого хочет, совсем не легко.
– Хантер, я хочу поблагодарить вас за то, что вы сказали Люси.
– Это нужно было сказать.
– Кое-что из того, что вы ей говорили, многое прояснило и для меня тоже. Когда вы сказали, что все делали так, как, по-вашему, будет лучше, я поняла, что мой отец тоже делал то, что считал лучшим для меня. Он ничего не знал о том, чего хочу я сама, когда договаривался об этой свадьбе. Он не имел ни малейшего представления о моих чаяниях и мечтах. Он никогда меня не спрашивал, а я никогда ему не рассказывала.
– Скоро вам предстоит вернуться назад. – Это было утверждение, а не вопрос.
Джемме очень хотелось, чтобы Хантер сказал ей, что она может оставаться, сколько захочет. Более того, ей хотелось услышать, что он вообще не желает, чтобы она уезжала. Но конечно же, эти слова так и не были произнесены. Наконец она сказала:
– Я останусь здесь, пока не узнаю, что отец переехал в Новый Орлеан.
Хантер молча стоял, словно раздумывая, как поступить, затем прервал неловкую паузу:
– Пожалуй, мне пора возвращаться. Вы справитесь, пока Лютер и Ханна не вернутся домой?
– Все будет хорошо, – уверила она его, взглянув на спящих детей.
Тогда он покинул ее. Вышел из дома в холодную тьму и спокойно закрыл за собой дверь. Как только Джемма услышала, как лязгнул замок, она вернулась к столу, уселась за него и, уткнувшись лицом в сгиб локтя, дала волю слезам.
Глава 16
Празднование Рождества с семейством Бунов вызвало в душе Джеммы бурю чувств. Она сидела за длинным столом в большом зале фактории, где собрались все – Лютер и Ханна, их дети, Нетти и Люси, Хантер и даже Ной Лекруа. Слушая радостный детский смех, Джемма чувствовала себя такой счастливой, что ей не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался.
Неподалеку от стола старшие ребятишки, сидя на полу, забавлялись деревянными игрушками, которые смастерили для них Лютер и Хантер. Куклы, миниатюрные лошадки и маленькие тележки будоражили их воображение. Там были даже игрушечные кораблики – плоскодонка и килевая лодка, – которые выстругал для них Ной.
– Я так объелся, что боюсь лопнуть. – Лютер засмеялся и, откинувшись на спинку стула, похлопал себя обеими руками по плоскому животу.
Кругом послышались смешки.
Даже Нетти не спешила убирать со стола.
– Это была самая огромная индейка из всех, что у нас когда-либо были. Насилу удалось насадить ее на вертел. На следующий год, мальчики, постарайтесь подстрелить какую-нибудь поменьше.
Лютер охотно согласился.
Джуниор бочком подобрался к Нетти. Когда мальчик прижался к ней, пожилая женщина обняла его за плечи.
– Нетти, помнишь, ты сказала, что я могу взять перья индейки, чтобы сделать себе головной убор, как у индейца Джеммы? – напомнил ей Джуниор.
На другом конце комнаты Калли баюкала куклу, состоявшую из вырезанной из дерева головы и платья, сшитого из лоскутков, позаимствованных из принадлежавшей Нетти корзинки для обрезков. Однако материнские заботы не лишили ее способности истошно вопить.
– Ты сказала, что я тоже могу взять себе немно-ого!
– Тише, Калли, а то разбудишь Тимоти, – сказала Ханна, сидевшая рядом с Лютером. Малыш крепко спал в колыбельке возле стола. – Нетти все помнит, она никогда ничего не забывает.
– Мы с Джеммой завтра поможем тебе сделать повязку, как у чокто, – пообещала Люси. Она выглядела как рождественский ангел, решивший провести вечерок на земле. Ее светло-каштановые волосы сияли в отблесках пламени, пылавшего в очаге. Новое розовое платье, сшитое для нее Джеммой, удачно подчеркивало нежный румянец ее щек.
При виде ее Ной Лекруа потерял дар речи. Он весь вечер не мог оторвать от девушки глаз. Усаживаясь за стол, он выбрал себе место как раз напротив нее, чтобы было удобнее смотреть. Если Люси и заметила эти знаки внимания, то не подала виду.
В этот вечер Джемма надела свое собственное серебристо-голубое платье, в котором она прибыла в Новый Орлеан. Ханна выстирала, выгладила и починила наряд – и преподнесла ей в виде рождественского подарка. Но когда Джемма облачилась в шуршащий шелк, ей показалось, будто прежде его носила совсем другая женщина. Она не могла поверить, что когда-то считала в порядке вещей носить платья из изысканного дорогого материала. Хотя все в один голос твердили, как она хороша, Джемму не оставляла мысль, что она одета излишне роскошно.
Пока все кругом увлеченно переговаривались, Джемма с удовольствием слушала дружескую беседу, наслаждаясь каждым моментом бурного проявления радости.
