— Хлоя, ты создала меня из дремучего леса. Я такой, каким меня хочет видеть твое воображение.
Вязель выпустил ее. Осторожно, очень медленно, она протянула руки, чтобы снять с Короля последнюю маску. Он стоял спокойно, не мешая ей, сквозь серебро темнели его глаза. Ее пальцы коснулись обледенелой коры. Потом, словно испугавшись того, что может ей открыться, она отдернула руки.
Он улыбнулся ей.
— Ты всё еще хочешь, чтобы я осталась? — прошептала Хлоя. — Тебе будет одиноко без меня?
— Я хочу, чтобы ты сама приняла решение.
— Он прав, — неожиданно сказал Максел. Его голос был хриплым от боли. — Решай сама, девочка.
У Роберта не было сил смотреть на нее. Его лицо пылало; подняв глаза, он заметил только, как она выросла, как сильно стала похожа на него.
Он молча кивнул.
Хлоя обернулась к Вязелю. Поэт тихо произнес:
— Видишь, у тебя все-таки много сил. Эту силу дают тебе слова. Ты можешь и творить, и разрушать. — Его взгляд переместился на Клариссу. — Даже прощать. Будь великодушна к себе, Хлоя. Иди домой.
Она вздохнула, потом пошла мимо него к Престолу.
Никто не шелохнулся. Она поглядела на бархатное сиденье, и Роберт понял, что она может сесть на него в любой миг, и никто ее не остановит; она может воссесть на холодный камень, поднять руки и повелевать погодой, словами, всем Потусторонним миром.
Они дошли до седьмого каэра, и решение оставалось за ней.
AE. ФАГОС — БУК
Выключены аппараты.
Мы, деревья лесные,
стоим кольцом у кровати.
Нас, когда мы родились,
не мать с отцом породили,
Но созданы мы волшебством
Из форм девяти элементов:
Из сока сладких плодов,
из предвечного Божия слова,
Из горных цветов,
из цвета деревьев, из дикого меда,
Из соли земной, из руд,
что таятся в недрах,
Из листьев крапивы
и из пены девятого вала.
И сам взволновался Господь,
увидев наше рожденье —
Ведь созданы мы еще
до творенья мира[3]
Под корнем его языка
Свершилась та битва.
Выиграно сраженье
Среди лабиринтов разума.
Битва деревьев
В Престоле было что-то необычное. Во-первых, на него не падал снег. А с дерева по левую руку от Престола сорвался лесной орех, упал в зияющую темноту колодца. В воде всплеснула рыба, на поверхности пробежала легкая рябь.
У нее за спиной Вязель сказал:
— Воды Мудрости.
— Можно мне отпить?
— Да, если считаешь, что они помогут.
Она опустилась на колени, зачерпнула пригоршню. Вода была неприятная, темная от волокон, отдавала торфом. Она пригубила, и остатки вылились из ладони. Вкус был холодный, пустой.
Потом она выпрямилась, подошла к Престолу, коснулась красного бархатного сиденья. Обернулась — и ее встретило кольцо безмолвных лиц.
«Неправильно это, — подумалось ей. — Сейчас должна начаться паника, должно что-то произойти, некое событие, которое потрясет их, заставит ее по-новому взглянуть на собственную жизнь. Вторжение из внешнего мира, которое спасет ее от необходимости решать.
Здесь собрались все. Деревья, люди.
Это в ее силах».
И едва она подумала это, Роберт ахнул. Он посмотрел куда-то за ее плечо и закричал:
— Вязель!
Поэт поднял голову.
За кольцом камней, на высокой насыпи, темнели деревья. Они прорвались.
Деревья осыпали людей бешеной канонадой из желудей, каштанов, орехов, ягод. Едва коснувшись почвы, они лопались, прорастали, давали побеги. Вытягивались корни, раскидывались ветви, раскрывались листья. С шелестом и стонами, шурша, как клубок потревоженных змей, дикая чащоба расползалась по кромлеху, разрасталась, заслоняла звезды, смыкалась над головой. Вскоре темные ветви закрыли луну, поглотили зрителей, сгрудившихся на насыпи.
Максел выругался.
— Хлоя, прекрати сейчас же!
— Максел, клянусь, это не я!
Над кромлехом сомкнулась зеленая крыша. С нее падали желуди, каштаны, ягоды терновника. По деревьям с шелестом скакали белки.
— Это не я! — Вот она, паника, о которой она просила, но Хлоя не могла повелевать ею. Люди до безумия боялись леса, боялись того, что в нем скрывается. Она обернулась к Вязелю, протянула ладони, и он взял ее за руки.
— Я хотела стать могущественной, всегда хотела, но этот лес сильнее меня! Я не могу править Потусторонним миром, Вязель, и настоящим миром тоже не могу. Он меня не слушается! Этот лес слишком силен.
Вязель подошел к ней.
— Сможешь, Хлоя. Обещаю. — Он поглядел на Максела. — Спроси у него. Бог никому не вручает дара, с которым человек не в состоянии справиться. Верно, святой отец?
Максел заворчал, но ответил:
— Верно.
Потом, стремительно обернувшись, Вязель протянул руку Клариссе.
— Богиня, отдай мне мешок.
Она без улыбки смотрела на него.
— С какой стати?
— Потому что нельзя допустить, чтобы они терзали друг друга из года в год, так же, как и мы.
Кларисса смотрела на него прозрачными голубыми глазами. На миг Роберту почудилось, что сейчас она повернется и уйдет, исчезнет в непроходимых дебрях леса. Но она своим поступком удивила его еще больше.
Она прошла мимо Вязеля, мимо Хлои и приблизилась к колодцу.
Дубовые листья обвили ее густым венком, и она опустилась на красный бархат Престола.
В тот же миг лес остановился.
Кларисса подняла глаза. С неба спустились три стройных журавля. Один встал на высокую спинку Престола, двое выстроились на узкой полоске травы. Их длинные клювы грозно щелкали.
Кларисса сказала:
— Прости, Хлоя. Но это мое место, и я по праву возвращаю его себе. Здесь я — Керидвен, Королева Семи Каэров. Я испокон веков была и навсегда останусь музой для всех поэтов. — Она протянула руку — с указательного пальца свисал небольшой мешочек из журавлиной кожи.
Вязель взял его. Его глаза встретили взгляд Клариссы, и, хоть он ничего не сказал, Роберт понял, что между ними промелькнула какая-то искра, она переменила многое, разрушила невидимую преграду. Потом поэт протянул мешок Хлое.
