— Какую? — удивилась Женя.
— Да-а.
— Так вот. Ему досталась премия «Золотая чайка» на творческом конкурсе молодых талантов.
— Оглашать будут на днях. А о денежном вознаграждении заблаговременно договариваться ко мне приходили.
— Не много ли вопросов, милая барышня? Ну да ладно, отвечу. Дай Бог памяти, кажется, позавчера. Это на вопрос «когда?». А вот второй вопрос… Ваше любопытство оставлю без ответа. Вы позволите?
— Это точно?! — Женя не могла скрыть радость.
— Деньги из нашего банка ушли, надеюсь, дойдут до адресата. Так что занят будет ваш сценарист. Как только весть облетит столицу, его тотчас начнут рвать на части. Не помощник он будет вам в семейных делах! Ох, не помощник! Журналисты налетят, режиссеры. Как Петрушку на всех ярмарках начнут показывать. Вы ведь знаете, как у нас раскручивают? Так что вы теперь станете женой известного человека! Поздравляю! Я вот вам и решил помочь, чтобы супруг особо нос не задирал!
— Спасибо.
Все еще переваривая информацию, Женя вдруг заметила ту самую журналистку, что на творческом вечере брала интервью у нее и у Саввы. Она пробиралась сквозь толпу, рьяно расталкивая руками высокорослых девушек.
Глава двадцать восьмая
Год спустя
Черноглазый мальчуган пучил глазенки на цветные юбки, мелькающие перед ним, словно перья жар-птицы.
— Давай, дорогой, ножкой топай, вот так, вот так, — танцуя сама, учила малыша Луша.
— Это что еще за кордебалет? — громыхнул Савва, ворвавшись в детскую, и вынул мальчика из манежа.
Ребенок, обхватив отца за могучую шею, вцепился в него ручонками.
— Не хватало, чтобы ты из него танцора сделала! Мы, мужики, этим заниматься не будем, правда, малыш? Одной танцовщицы в нашей семье предостаточно! И нечего тебе столько времени в няньках торчать. Тебе учиться нужно! Марш за учебники!
Савва вернул ребенка назад в манеж.
— Так он же мой братик! Нянька — это когда за деньги. А я за удовольствие. Посмотрите, как он скачет! Ему нравится. У меня никогда настоящей семьи не было, а теперь! — Луша тряхнула воланами многослойной юбки, и мальчуган заливисто рассмеялся. — А то кто будет им еще заниматься? — остановилась она в поклоне перед Саввой. — Вы, что ли, Савва Васильевич? Теперь до вас не достать, коль этот… сам голливудский режиссер взялся за ваш сценарий. Вы теперь во как далеко, даже Жене за вами не угнаться! Иди сюда, малыш. — Луша взяла ребенка на руки, продолжая с ним беседу. — Всем не до тебя! Некогда, видите ли! Да и мама твоя тоже, как только президентом компании назначили, вообще домой не дождешься. — Но, забыв, что беседует с ребенком, пожаловалась Савве: — Спасибо суббота и воскресенье — его! — Луша кивнула на малыша.
— Пусть закаляется, в доме столько нянек! Не девчонка ведь! — воскликнул Савва.
— Наташка еще приходит, — не принимая во внимание возражение Саввы, продолжила свое Луша, — так он знаете, как ее сыночку радуется? Наташа посадит их вдвоем на пол, и они вместе играют. Дети любят, когда их много, — хитро добавила Луша.
— Да ну?
— Еще прабабушка Надежда частенько захаживает, — продолжала докладывать Луша. — Дедушка Арсений, когда свободен. А вот бабушка Татьяна не очень-то его своим вниманием балует. С чужими детьми ей интереснее.
— Она ведь педагог, — стараясь выгородить тещу, а в душе соглашаясь с Лушей, сказал Савва. — Не желает раньше времени в бабушки записываться. Хватит тебе поднывать, Лукерья! Женя, сама знаешь, временно так занята. Вот Серебряный после инфаркта оклемается, закусит удила, ее подвинет.
— Да куда ему за Женей угнаться? Дозакусывался. Хотя кто знает, вот Прокофий Иванович оправился.
— Я очень за него рад. Мужик хороший, крепкий. Если бы не жена, тогда бы не дрогнул. Женщины, от вас одни… — Савва рубанул рукой воздух. — Хоть и без вас — никуда!
— От нас, женщин, вам мужикам одна радость, а неприятности так для того, чтобы вы ухо востро держали!
— Конечно! Попадется такая, как дочь Прокофия Ивановича. Сколько с ней намаялся.
— А вот теперь все хорошо. Ирка мне по электронной почте фотографии свои прислала, с женихом. Пишет, что у них помолвка состоялась.
— Это кто же ее жених? — засомневался Савва.
— Вы что, правда не знаете? Врач тот самый французский, который ее лечил. И Женя, и Артур Олегович с его отцом знакомы. Отца Пьером зовут. Женя даже у него в гостях как-то была. Рассказывала про него, все восхищалась: он, дескать, такой-разэтакий! По мне-то так, чудик какой-то. А она млеет — настоящий месье, говорит. Ну, коль отец такой замечательный, то я, как мыслю, Савва Васильевич, значит, и сын тоже настоящий месье! Впрочем, месье не месье, главное, чтобы мама Иркина, Ольга Петровна, довольна была. — Луша покачала головой: — Что с ней сделалось, Савва Васильевич!
— Что? — с беспокойством полюбопытствовал Савва.
— Да не пугайтесь вы! Она в таком порядке! Расцвела, красивее, чем раньше на тех фотографиях, которые вы видели в альбоме, стала.
— Меткий у тебя глаз, Лукерья, обо всем-то ты знаешь и все подмечаешь!
— А то! Не зря меня Миша в сыщики все зовет.
— Колись, куда тебя еще Миша зовет? А?
Луша покраснела.
— Что вы имеете в виду?
— Смотри, Лукерья, — погрозил ей пальцем Савва.
— Так вы же сами мне сказали: «Можешь на него положиться».
— И что? Мы тебя с Женей из деревни взяли для чего?
— Для чего? — Узкие черные глаза Луши округлились.
— Чтобы ты выучилась, человеком стала. И вся ответственность на нас.
— Это еще почему? Я уже совершеннолетняя. Нормальный возраст, чтобы…
— Чтобы что?
— Пожениться! — с усилием выдохнула Луша.
— С кем это ты собралась жениться?
— С Мишей, — потупилась Луша.
— Вот это новость! Я-то думал, вы просто так встречаетесь, чаи гоняете. Женя знает?
— Угу:
— Ты ей говорила?
— Она сама догадалась.
— Это как? — с подозрением поинтересовался Савва.
— Вот так!
— Не понял? — грозно наступал Савва.
— Что тут непонятного? Все рожают детей, и я… А вы что, возражаете?
— Я-а? — рявкнул Савва так, что малыш в манеже насупился и, чувствуя надвигающуюся бурю, приготовился всплакнуть.
— Не пугайте ребенка! Я понимаю, у вас нагрузки прибавится, отец двоих детей, да еще внук появится, вот вы и расстраиваетесь!
