Книга преображения
В тот вечер Торквил охотно и даже с некоторыми подробностями рассказал Лоримеру о том, что они с Ириной делали в его постели (простыни уже были снесены в прачечную). Они посмотрели (по желанию Торквила) какой-то жестокий научно-фантастический триллер по кабельному телеканалу, а потом Торквил заказал по телефону пиццу с чипсами. Торквил выкурил пачку сигарет и допил виски, после чего впал в пьяную плаксивость («О, Бинни, Бинни, Бинни»), а затем в злобное настроение, особенно понося Оливера Ролло. Бинни, оказывается, пригласили на свадьбу Оливера и Поттс, а Торквила — нет: это ясно указывало на Торквилово положение изгоя, и Лоример видел, как его это ранит. Торквил с вожделением заговорил о Южной Америке, — видимо, Восточная Европа больше не казалась ему достойным обсуждения предметом.
— Если б мне только удалось наскрести хоть какой-нибудь капитальчик, Лоример, — тоскливо стонал он. — Там же все как в старые добрые времена — Счастливая Долина, пионерский дух, джин и поло… Все, что требуется, — купить там поле для гольфа или виноградник. Деньги рекой текут. Но нужно иметь что-то, что можно продать, — охотничий заповедник, марину. Да в Южной Америке британцы — вроде нас с тобой — зашибают колоссальные бабки. Просто непристойные суммы.
— А почему бы тебе не разведать обстановку? Слетать туда. Поторговаться, — попробовал приободрить его Лоример.
— Да конечно. Завтра я должен выдать этой бессовестной суке полторы штуки, а у меня в наличии, — он вывалил содержимое карманов на стол, — семнадцать фунтов и горстка мелочи. Нет, это вообще не фунтовая монетка — это сто сраных песет. Итого — шестнадцать фунтов, горстка мелочи и сто песет.
Пока Торквил перебирал все возможные розничные торговые точки, в которых он побывал и в которых ему могли всучить песеты вместо пенсов, — Лоример почувствовал, как его плотным кольцом охватывает отчаяние. Он понял: так больше не может продолжаться. Его собственная жизнь — с ее выверенной устойчивостью, с отлаженным порядком, — терпела такое насилие, что он предвидел серьезную катастрофу. Нужно найти способ изгнать вторгшегося чужака. Кукушонок забрался в чужое гнездо и с каждым днем вел себя все наглее; еще немного — и птенцу Лоримеру с ним уже не совладать.
— Вся беда в том, что я не могу выкарабкаться, — ныл Торквил, исходя жалостью к себе. — У меня не осталось времени. Все сразу навалилось. Мне нужно во что бы то ни стало раздобыть наличных денег — вперед или сразу. — Он стиснул челюсти. — Я знаю — это аморально, но, думаю, у меня нет выбора, Лоример. Мне придется на это пойти.
— На что?
— Буду торговать наркотой — экстази, героином, крэком. Мне плевать, мое терпение лопнуло. Меня толкает на это общество. Я тут ни при чем — это общество и Бинни во всем виноваты.
Ну конечно же. Лоример внезапно увидел решение с абсолютной ясностью, подивившись тому, как иногда разум действует независимо от понуждения.
— Послушай, Торквил, если бы я предложил тебе хорошо оплачиваемую работу, наличными, так что ты смог бы решить свои текущие денежные проблемы, но тебе нужно было бы работать от восемнадцати до двадцати четырех часов в день, — ты бы согласился?
— Согласился бы я или нет? Да я хоть двадцать четыре часа готов вкалывать, если нужно. Скажи мне только, где и когда.
— Всего один телефонный звонок.
Лоример пошел на кухню и, набирая номер, почувствовал, как легко стало на сердце при мысли о том, что кукушонок если и не будет сразу выброшен из гнезда, то, по крайней мере, большую часть дня будет отсутствовать.
— Да? — ответили на том конце линии.
— Это Майло. Твоя «кортина» еще на ходу? Отлично. Я нашел тебе водителя.
390. Откуда взялось имя «Дэвид Уоттс». Об этом мне рассказал Торквил. Один из тех немногих интересных фактов, о которых мне поведал Торквил за все время общения с ним.
«Знаешь, почему он зовет себя Дэвидом Уоттсом?» — «Нет, а почему?» — «Это же из той песни „Кинкс“». — «Никогда про них не слышал». — «Боже мой, да ты что? Быть такого не может, слышал ты наверняка, — это ж одна из легендарных рок-групп шестидесятых». — «А, сказал я, теперь, кажется, что-то припоминаю».
Тогда Торквил встал, будто на сцене, и запел гортанным тенором с фальшивым акцентом кокни: «Фа-фа-фа-фа-фа, фа-фа-фа». Он пропел, не пропустив ни слова, всю песню целиком, от лица некоего «дурачка и простачка, который не отличает воды от шампанского» и мечтает о Дэвиде Уоттсе — настоящем герое школы, эпическом драчуне, богаче, капитане команды, главном заводиле, от которого без ума все девчонки в округе. В припеве хор занудно твердил: «Я хочу быть как Дэвид Уоттс, я хочу быть как Дэвид Уоттс, я хочу быть как Дэвид Уоттс». Это была песенка про парня, который не способен на подлость, про парня, которого ценят и уважают равные ему, про парня, который, в сущности, — полное совершенство. Тогда-то я начал лучше понимать, почему Мартин Фостер стал Дэвидом Уоттсом.
Книга преобажения
Глава тринадцатая
Хогг без стука зашел в кабинет Лоримера. На нем был короткий овчинный полушубок и плоская твидовая кепка; в этом наряде он напоминал букмекера или фермера, приехавшего в город на один день на сельскохозяйственную выставку.
Лоример встал, отодвинул подальше стул и изобразил на лице обаятельнейшую улыбку:
— Доброе утро, мистер Хогг.
Хогг наставил на него палец:
— Пообедаем вместе, старина?
Они сели в такси, покатили на запад и вышли, к удивлению Лоримера, на Тоттнем-Корт-роуд, а потом прошли еще несколько кварталов пешком, приближаясь к телебашне. Наконец они дошли до ресторана «О'Райлиз» — заведения с низким потолком, кабинетами с обшивкой темного дерева, вельветовыми скамейками и обоями в стиле Уильяма Морриса. Владелец ресторана — марокканец по имени Педро — с преувеличенным гостеприимством приветствовал Хогга, а потом повел их обоих по совершенно пустому залу к дальнему кабинету.
— Как обычно, сеньор Хогг?
— Да, Педро. И принеси еще один для сеньора Блэка. — Хогг подался вперед. — Тут делают лучшие в городе гренки по-валлийски. Очень рекомендую, Лоример. Яблочный пирог тоже очень недурен.
Педро принес им по большому бокалу амонтильядо, и они углубились в изучение меню. Первое слово, какое тут приходило на ум, — «эклектика». Лоример понял, что находится в классическом английском ресторане — из тех, что исчезают на глазах: он уже много лет не видел, чтобы в качестве первого блюда предлагались на выбор «томатный сок, апельсиновый сок или грейпфрутовый сок». Хогг заказал гренки с сыром по-валлийски и сувлаки из ягненка, а Лоример выбрал долму и телячью отбивную в сухарях с овощным ассорти. Сегодня в ресторане подавалось венгерское вино «Бычья кровь», а попытка Лоримера попросить большую бутылку воды «перье» была встречена в штыки.
— Чушь. Принеси-ка ему стаканчик нашей старой доброй водички из Темзы, Педро.
