Фабрицио снова опустил телескоп и посмотрел на него.
— Самый грандиозный инструмент из всех существующих.
Иногда долгой ночью, проведенной в ожидании, или когда пролетала комета, сирокко стихал, улетая туда, где умирает ветер.
Фабрицио смотрел на город и шептал что-то про себя. Омеро мог различить лишь слова, которые уже слышал прежде.
— Камень, что камнем не является, ценный предмет, не имеющий цены, предмет многих форм, лишенный формы, неизвестная вещь, о которой всем известно.
Омеро сел и, поерзав, прислонился к внутренней стене башни. Пристраиваясь, он задел локтем несколько шатких кирпичей, и они выпали. Фабрицио взглянул на стену за его спиной и заметил нечто в образовавшейся пустоте.
— Что это? Позади тебя?
— Что?
Фабрицио подошел, засунул руку в дыру и вытащил череп, пропустив пальцы в глазницы.
Омеро отшатнулся:
— Dio mio! Если мы взобрались на Священный Позвоночник Господа, то это значит его святой череп.
— Интересное предположение, но нет. Боюсь, это череп какого-нибудь земного бедолаги, что умер, когда строили башню, или умер, когда строил ее. Упал, ударившись головой о какого-то мраморного святого внизу. Или это мощи какого-нибудь никому не известного мученика, специально замурованные здесь в качестве дара небесам.
— Может, это святой покровитель комет.
Омеро взял череп, подержал на вытянутой руке, заглядывая в пустые глазницы.
Фабрицио тоже на него смотрел.
— Когда-то его переполняли мечты и желания, радостные воспоминания и печальные истории, как тебя или меня. Теперь все утекло, все — лишь ветер в небе.
— Что это, интересно, значит?
Фабрицио пожал плечами и вернулся к телескопу:
— Не знаю. Все? Ничего? Что-нибудь или еще что-то? Как есть, так и есть. Каково значение звезд? — Он говорил, снова разглядывая площадь в телескоп. — Удивляйся, Омеро. Трепещи. Вот и все.
На рассвете, после долгой утомительной ночи, проведенной в созерцании неба, Омеро забылся глубоким сном. Череп лежал у него на коленях. Фабрицио продолжал рассматривать небо и город и думал, что слуга все еще слушает.
— Истинная правда о кометах такова, Омеро, они несут силу любви, силу, что всегда возвращается, силу, что сводит вместе, казалось бы, далекие друг другу существа. В конечном счете комета несет на хвосте силу возрождать жизнь из ничего. В пустоте и бесконечном мраке откуда ни возьмись рождается свет, мир обновляется и начинается заново.
Сквозь сон слова Фабрицио представлялись Омеро гулом голосов, жужжанием пчел и треском искр внутри черепа, который он все так же держал на коленях. Он не мог разобрать слова, но знал, что из них состоит долгая, запутанная история без начала и конца. Затем сон изменил цвет, и голос взывал к нему издалека. Конечно, думал он, теперь я знаю, что она значит, тайна философского камня. «Камень, что камнем не является, ценный предмет, не имеющий цены, предмет многих форм, лишенный формы, неизвестная вещь, о которой всем известно». Это дитя, которое вот-вот родится, безымянный плод во чреве. Ему не терпелось рассказать Фабрицио.
В последний раз Фабрицио отнял от глаз телескоп. Он смотрел, как голуби взлетают со шпиля башни над его головой, мерцая в небе, как дым над тиглем алхимика.
— Омеро, друг мой, я видел многое, на небе и на земле. Возможно, больше, чем положено видеть человеку, хотя все люди видят почти то же самое — слишком многие скорби, чтобы омрачить безмятежное сердце, и многие же радости. Рождение и смерть и снова рождение, великий круговорот времени. — Омеро все так же спал в тени. — Смотри. Солнце выпускает первый луч, и По, не укрытая туманом, начинает светиться.
С первым лучом солнца кто-то внизу, на башне, ударил в колокола. Еще ниже вращались стрелки часов. Внизу, в сердце города рождалась на свет девочка. Тем временем семя жизни вновь начало свой путь в чреве другой девочки, что много лет спустя въезжала в город через ворота По в карете своей прабабушки. День опять начинался с крика петухов, запаха древесного дыма и звука настраиваемых скрипок.
— Теперь мы спустимся с башни. Ты знаешь, Омеро, я не святой. Не святой. Думаю, мне повезло узреть небесный лик, его непередаваемое величие, а также лица тех, кого я любил, и мое собственное, отраженные в реке света. Но теперь мы снова должны стать обычными людьми, вернуться и делать все возможное, чтобы помогать. Пора спускаться. Омеро? Омеро, проснись!
О числах Фибоначчи
«Возвращение Фабрицио» — история, рассказанная в тринадцати главах и восьми действиях. Числа 8 и 13, известные как числа Фибоначчи, имеют соотношение от 1 до 1,6, что является математической пропорцией золотого сечения, использовавшегося в Италии в искусстве, архитектуре и музыке в XIV–XVIII веках.
Ряд Фибоначчи формируется начиная с 1, и каждый последующий член равен сумме двух предыдущих: 1, 1, 2, 3, 5, 8,13,21,34, 55,89,144 и так далее. С возрастанием чисел отношение последовательных чисел приближается к абсолютному золотому сечению.
Числа Фибоначчи, открытые Леонардо Фибоначчи, или Леонардо из Пизы (1175–1250), встречаются в природе: в обычном количестве лепестков цветка, в разрастании ветвей и листьев деревьев, в расположении семян подсолнечника и в других обыкновенных спиралях.
Слова признательности
К созданию этой книги приложили руку многие мои друзья и коллеги. Всем им я глубоко обязан за остроумные догадки, неоценимые предложения и поддержку. В особенности хочу поблагодарить Никола Вульпе за многократное прочтение рукописи на разных стадиях долгого процесса работы. Его терпение и щедрость далеко превосходят предполагаемые дружбой. Кроме того, благодарю за удачные комментарии Криса Скотта, который прочел труд в самом начале и внес существенный вклад в его редактуру. Его в высшей степени разумные замечания могут послужить превосходным комментарием к роману.
Я также рад поблагодарить Джона Блэкмора за чтение романа и несколько чудесных предложений. Помимо этого замечания, сделанные моим братом Реном Фруткином и его женой Энн Бергер Фруткин, стали значительным вкладом в окончательный вариант текста. В дополнение большая благодарность Божику и Бьяджо Костильола за проницательность, особенно в отношении итальянских реалий, а также Хенри Чэпину, Алану Кумину и Сюзан Эванс за вдумчивое чтение. Еще благодарю Джеффа Стрита за подсказки, касающиеся звездных ночей, и Сэмюела Курински, исполнительного директора Федерации еврейской истории в Нью-Йорке за предоставление ценной информации. Также спасибо Гаспару Борчарду из Италии за предоставление познавательной информации о скрипках и их создании и городу Кремоне за щедрое гостеприимство.
Вероятно, никто не повлиял на книгу так, как Дайен Мартин, мой редактор в издательстве Knopf Canada. Ее нелегкий труд, проницательность и энтузиазм подарили проекту крылья. Также я хотел бы поблагодарить своего агента Кэролин Суэйзи, с самого начала предложившую книге щедрую поддержку. И наконец, как всегда, хочу поблагодарить своего ближайшего читателя и любимого редактора Фейт Селцер. Как обычно, ее неустанная поддержка была важнее всего. Также спасибо Элиоту за присутствие и заголовки.
