Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
— А этот пилот, герой… — прошелестело из толпы. — Он, конечно… умер?
— Он тушит сейчас лесные пожары в Испании. Когда бывает в Киеве, заходит к нам в гости.
Посетители были безмерно удивлены.
Я — нет.
…С Колей, водителем нашего лихого 80-го броника разведки, мы встретились (надо ж такому случиться!) точно в 5-ю годовщину Чернобыля, 26 апреля 1991 года: группу нефтяников из Ахтырки (где Коля водит мощный грузовик-вездеход «Урал» с ремонтниками по линиям конденсатопроводов и нефтепроводов) привезли на профосмотр в Харьков именно в этот день… И как. раз открывалась международная выставка экологического плаката «4-й БЛОК» (сотни плакатов из тридцати с чем-то стран мира[67]), организованная ветеранами-чернобыльцами. В ее залах уже я был Колиным «водителем»… А он ходил с достоинством, как и подобает почетному гостю. Ему понравилось. А вечером мы собрались в теплой компании бывших разведчиков (многих из которых я не видел целых пять лет) у Андрея-замполита дома и, признаюсь, крепко «нарушили спортивный режим»…
Бывший замполит Андрей (один из героев рассказа «0,3 мР/ч. Лагерный фон» и других) стал вдобавок и физиком тоже бывшим: строительством сейчас зарабатывает. Крутится, как все.
Сергей — это тот лейтенант, который с бригадами на АЭС работал, химик-органик по мирной специальности, единственный доброволец в нашем батальоне радиационной разведки (рассказы «1 Р/ч.: Вкус радиации», «Шпиономания»), — Серега сейчас командует лабораторией оргсинтеза в фармацевтической компании в Бостоне, штат Массачусетс. В свободное от своих мирных химзабот время написал документальную повесть «Ликвидатор». Рекомендую[68].
Славик (рассказы «Удача…», «Впервые — ОТ», «Мой чернобыль, или Жизнь в миниатюре»), который был главным заправщиком броников разведки, а свои рентгены зарабатывать ездил на ночную разведку АЭС, Славик все эти годы мой хороший товарищ. В первую зиму после чернобыля, 1986/1987 годов (она была очень снежной), он меня заразил катанием на горных лыжах, он тогда начальствовал над трассой спуска на окраине Харькова. Когда я, переодевшись в избушке Славика, перед выходом на склон говорил: «Ну, я пошел бороться с горой» (они все так склон, трассу спуска называли — «гора»), Славик, ничего не говоря, шел к магнитофону… И я со свистом несся вниз по белому, искрящемуся снегу… А из серебристых рупоров над трассой — ярко, ударно, празднично — неслись мелодии группы «Modern Talking»
— YOU CAN WIN — IF YOU WANT! —
над серебристыми горизонтами на десятки километров вокруг… ХО-РО-ШО! А потом, уже в уютном тепле избушки Славы, в компании раскрасневшихся счастливых лиц — ужин, чай, а то и доброе винцо… А по весне я Славе добыл классный спортивно-туристский велосипед (это тогда был большой дефицит). Вот так мы с ним хобби обменялись. В «смутные» (как я их называю) времена середины 1990-х, когда всем приходилось трудновато, он много времени в разъездах проводил, зарабатывал с приятелями промышленным альпинизмом: высотные объекты — трубы, градирни, элеваторы — обследовал, ремонтировал, красил… Сейчас он опять «хозяин горы» — того же горнолыжного спуска в Харькове.
Женя (рассказы «Адаптация к радиации», «1500 рентген/час и Сэмова история») — «первый виденный мной облученный человек», как я тогда считал (на самом деле я их много видел в университете и раньше — физиков и химиков, — просто внимания не обращал: люди как люди — преподаватели, профессора, научные сотрудники…), — Женя работает там же, в университете, в научно-исследовательском институте химии: научный сотрудник, диссертацию защитил.
Сэм… Сэм («Главный прибор», «10 рентген/час», «Баня», «1500 рентген/час и Сэмова история») — Сэм, напомню, был у АЭС среди первых разведчиков, в первые дни после взрыва — и крепко облучился там… Через несколько лет уехал в Израиль; говорили, там вроде хорошо умеют лечить лучевую болезнь… Уехал — и исчез: мертвая тишина. И когда я писал последний рассказ о нем, я думал… в общем, из рассказа понятно, что я думал.
А Сэм нашелся! Несколько лет назад, через общих знакомых! В Америке, в Калифорнии: в биотехнологической фирме продолжает биологией заниматься, биотесты для контроля здоровья разрабатывает; женился там — на нашей же… Так что теперь перезваниваемся иногда по телефону.
Художник Олег Векленко (это мой уже послечернобыльский друг, в его мастерской был написан первый черновик этой книги) был в Чернобыле в то же самое, первое после взрыва время, что и Сэм; ему тоже несладко там пришлось, как и многим первым чернобыльцам… Олег сейчас преподает в академии дизайна и искусств: профессор, завкафедрой, заслуженный деятель искусств… Международную выставку-триеннале экоплаката «4-й БЛОК» на себе тянет — председатель оргкомитета. И остается при этом лукавым, «креативным» — сейчас уже, впрочем, чаще ироничным, чем просто бесшабашно-веселым, — художником-дизайнером…
Список, как говорится, можно продолжить… И, честно говоря, очень хочется проехаться по городам и весям, по адресам из моего рабочего чернобыльского блокнота… Не хватает, как всегда, времени. Да и повода какого-то значительного, что ли.
Сам я после Чернобыля переквалифицировался в специалиста по «наукам и политике в области окружающей среды» — официальное название факультета в еще одном (Центрально-Европейском, в Будапеште) университете, который мне пришлось закончить, чтобы разобраться с нашими непростыми чернобыльскими впечатлениями. Написал книгу о состоянии здоровья ветеранов Чернобыля[69](на казенную медицину ни тогда, ни сейчас надежды никакой) и еще работы о Чернобыле и современных катастрофах, где обратил внимание на очень существенные «мелочи», которые обычно ускользают от внимания исследователей, мало знающих такие события лично. Вместе с коллегами из разных стран мира теперь изучаем, используем опыт Чернобыля, чтобы лучше понимать катастрофы и многие другие современные проблемы, чтоб быстрей, эффективней и безопасней последствия их ликвидировать, а то и вообще не допускать…
А на вопросы о своем здоровье вместо уклончиво-шутливого раньше «Спасибо, эксперимент еще продолжается», я теперь уверенно, честно — и медицински грамотно — отвечаю:
— Здоровье? В пределах возрастной нормы.
Вопрос дозы: Университет
(Вместо коды) Памяти Марка Самойловича Новаковского
доцента кафедры неорганической химии
Харьковского университета
Год 1975-й. До взрыва на Чернобыльской АЭС — 11 лет. О чем никто знать не может.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
