Первая попытка Клауса была самой прямолинейной из возможных: он попросил своего отца Людвига Клауса, консула, добиться от капитана Франсиско Эльвиры Альвареса, который был другом Людвига и партнером по гольфу, чтобы тот дал ему документы. Но капитан Эльвира отказался. Он вежливо объяснил консулу, что документы сейчас находятся в его сейфе в здании местного военно-морского командования по адресу Авенида-де-Италия, 17 и будут там оставаться, пока он не получит указаний из Кадиса на их счет. Эльвира был приветливый, словоохотливый, общительный человек. Он хорошо относился к Клаусу, любил посещать обеды, которые устраивал немецкий консул, и пользоваться его гостеприимством в местном гольф-клубе. Но считать, что Клаус давал ему взятки, оснований нет. Эльвира, при всех своих прочих качествах, был педант в отношении служебных правил, «сторонник жесткой дисциплины», свято веривший в иерархию. Он не мог не дождаться инструкций сверху.
2 мая 1943 года в середине дня группа лиц — официальных и неофициальных, действовавших явно и тайно — собралась проводить майора Уильяма Мартина в последний путь. Стояла, по сообщению местной газеты, «удушающая жара», но количество и состав пришедших внушали почтение. Великобританию представляли вице-консул Фрэнсис Хейзелден и Ланселот Шатт, служащий британской горнодобывающей компании, которого губернатор Миранда однажды уже выслал из Испании по подозрению в шпионаже. Здесь же был француз Пьер Дебрест, голлист и близкий друг Хейзелдена. Официально Дебрест был представителем в Испании французской компании по добыче пирита. Менее официальная его деятельность состояла в организации подпольного маршрута для французских сил освобождения из оккупированной Франции через Испанию в Северную Африку и в тайной борьбе вместе с Хейзелденом против немецкой агентуры. Присутствовали комендант порта Эльвира и военно-морской судья Паскуаль дель Побиль в парадной форме. Военный губернатор Уэльвы находился в Севилье на встрече с генералом Франко, но представлять испанскую армию он прислал лейтенанта.
Когда Глиндур Майкл умер, скорбеть о нем было некому. Его похороны как совершенно другого лица прошли со всеми военными почестями и со всей церемониальной торжественностью, на какую была способна Уэльва. Помимо официальных представителей и военных чинов, на кладбище Нуэстра-Сеньора-де-ла-Соледад собралась и кучка частных лиц. В их числе были любопытствующие, были люди набожные и были тайные агенты. Хейзелден, кажется, не обратил внимания на высокую, болезненно тощую фигуру Адольфа Клауса. Впоследствии Клаус утверждал, что пришел на похороны как немецкий вице-консул, «чтобы отдать дань уважения погибшему военному». На самом деле, конечно, он явился понаблюдать, поискать источники полезной информации об умершем и о его интригующем чемоданчике.
В свидетельстве о смерти, которое составил похоронный агент Кандела, официально значилось: «У. Мартин, возраст — от тридцати пяти до сорока лет, уроженец Кардиффа (Англия), офицер британской морской пехоты, найден на берегу, называемом Ла-Бота, в половине десятого утра 30 апреля 1943 года. Смерть от утопления». После короткой заупокойной службы в кладбищенской церкви гроб по вымощенной булыжником дорожке, обсаженной ровными рядами кипарисов, перенесли в ту часть кладбища, что называется Сан-Марко. Среди пальм сновали ласточки, от кустов жасмина в жаркий полдень шел густой аромат. Похоронная процессия прошла мимо больших, величественных мавзолеев самых богатых испанских семейств Уэльвы, мимо мраморных гробниц, обнесенных железными ограждениями. Здесь был похоронен самый знаменитый сын Уэльвы — Мигель Баэс, матадор, выступавший под псевдонимом Эль Литри и убитый быком в 1929 году. Его огромная помпезная гробница изображала матадора в боевом облачении.
Процессия направилась в северо-западную часть кладбища, где могилы были скромнее. В Сан-Марко хоронили рядовых и совсем бедных жителей Уэльвы. Хейзелден заказал похороны «по пятому разряду», то есть самые дешевые: полная цена, включая гроб, составила всего 250 песет. Согласно договору, британское консульство взяло на себя обязательство платить за аренду участка и содержание могилы в приличном состоянии. Майор Мартин не был первым «обитателем» участка № 46 в четырнадцатом ряду секции Сан-Марко, примыкавшем к кладбищенской стене. В 1938 году здесь была похоронена десятилетняя Розария Вильхес, но ее родители не смогли своевременно вносить плату за участок, и два месяца назад гроб был выкопан и перезахоронен в другом месте.
В половине первого дня гроб Мартина опустили в могилу. Из присутствовавших официальных лиц только Фрэнсис Хейзелден знал, что этот человек умер не в море, но даже он не представлял себе, какой масштабный подлог произошел: валлийского баптиста похоронили под видом католика в испанской могиле; отверженного, никогда не носившего военной формы, удостоили звания и знаков различия; человека без родни (по крайней мере, такой, что проявляла бы к нему внимание) наделили родителем, который будет о нем горевать, и предали земле со всеми воинскими почестями от благодарной Родины. Глиндур Майкл, судя по всему, убил себя в приступе отчаяния, или в припадке безумия, или по неосторожности. Смертельная доза яда заставила его перенестись за 500 миль в другую страну — и сменить личность. Надпись на его могильном камне, который положили позднее, гласит: «Dulce et decorum est pro patria mori». Это латинская строка из оды Горация: «Приятно и почетно умереть за отечество». В том, как умер Глиндур Майкл, не было ничего почетного или патриотического, однако в каком-то смысле эпитафия верна: если не жизнью, то смертью своей Майкл послужил родине, пусть даже это не было результатом его собственного выбора.
Официальные представители расселись по накалившимся машинам и уехали, работники кладбища начали засыпать могилу, все прочие потянулись в город вниз по склону холма. Адольф Клаус понаблюдал за уходящими, затем двинулся пешком в немецкое консульство. Он не расписался в кладбищенском журнале и ни с кем не говорил, но его присутствие не прошло незамеченным. Среди участников похорон был скромного вида человек средних лет в непритязательном костюме. Испанцы подумали, что это, наверное, один из членов официальной делегации. Официальные лица сочли его испанцем из местных. Стоя в тени кипариса, дон Гомес-Беар смотрел, как Адольф Клаус покидает кладбище, а затем тихо последовал за ним вниз по склону.
16
Испанские хитросплетения
Клаусу было о чем поразмыслить. Его попытки получить чемоданчик пока ни к чему не привели. Испанские военно-морские власти проявили полную несговорчивость. Но, может быть, они благосклоннее откликнутся на просьбу соотечественника? Раздосадованный немецкий шпион решил действовать потоньше. Подполковник Сантьяго Гарригос командовал местным подразделением гражданской гвардии (испанских полувоенных полицейских сил) и охотно брал немецкие деньги. Клаус настоятельно попросил Гарригоса «сделать все необходимое для получения копий документов, которые были обнаружены в чемоданчике». Гарригос, видимо, очень хотел оказать немцам услугу, но он был, помимо прочего, трусом и знал, что, если он попросит Эльвиру или Паскуаля дель Побиля показать ему документы, они поймут, что он подкуплен немцами, и пошлют его подальше. «Несмотря на свое огромное желание послужить немцам, этот подполковник явно не осмелился обратиться к военно-морскому судье» и просто потребовать, чтобы тот распечатал письма.
