Но так или иначе, у нее теперь есть Элиза. Корбетт мог допрашивать стражников и сомневаться в ней сколько ему угодно, но он не отказал ей в ее просьбе. Она замедлила шаги и вздохнула, чтобы успокоиться. Ей придется как следует постараться обуздать свой вспыльчивый характер… по крайней мере в присутствии мужа. Было ясно, что она никогда не одержит победу в открытом поединке характеров. И в делах управления замком, и даже в их личных отношениях — победителем всегда окажется он.
Тем не менее и она не совсем бессильна, напомнила она себе. Она не собиралась уступать ему всю власть в Оррике. Так или иначе, она добьется своего: хозяйством замка будет управлять она. Даже Рокк не сумеет повлиять на Корбетта, если она исподволь приучит своего мужественного супруга смотреть на вещи ее глазами.
Это решение придало ей сил, и, несмотря на все горести последних дней, она улыбнулась. Казалось, что чуть ли не каждый день приносит в ее жизнь немалые перемены, но, может быть, это было не так уж плохо.
Сэр Рокк, по-видимому, не разделял хорошего настроения Лиллианы. Он видел, какими глазами провожал ее Корбетт, пока она поднималась по каменным ступеням лестницы.
— Как быстро она отвлекает тебя от твоей задачи, — укоризненно заявил он.
Но Корбетт находился в слишком благодушном настроении, чтобы попасться на эту наживку.
— Не подобает мужчине пренебрегать женой. Особенно если она так прелестно сложена, как моя.
— Да, сложена прелестно. И слова, которые слетают с ее губ, когда она улыбается, может быть, кажутся слаще меда. Только, на мой взгляд, она просто ведьма. Уж мне-то лучше, чем кому угодно, известно ее коварство.
Корбетт рассмеялся и хлопнул Рокка по спине.
— Ну, ну, друг. Все не можешь ей простить честную ошибку?
Рокк только еще больше нахмурился, а потом вопросительно взглянул на Корбетта:
— Она что-то сказала о младенце. Отродье Уильяма появилось на свет?
— Его жена родила девочку. Но в живых осталась только новорожденная. — Корбетт сел в тяжелое дубовое кресло и задумчиво уставился в огонь. — Девочку будет воспитывать Лиллиана.
— Что?! — Рокк повернул второе кресло и уселся в него так чтобы видеть лицо Корбетта. — Ты позволишь ей растить его девчонку, при всем том, что тебе о нем известно?
Скулы Корбетта напряглись, и он вызывающе взглянул на Рокка.
— Ты, без сомнения, имеешь в виду подозрительные связи между Уильямом и моим братом. А Лиллиану ты, безусловно, даже и в мыслях не подозреваешь ни в чем дурном. — Это прозвучало не как вопрос, а как предупреждение, но Рокк умел понимать своего лорда.
— Ну, разумеется. Только и этого достаточно. У Уильяма появится отличный предлог задерживаться в Оррике. Если он шпионит в пользу Хью, ему будет известен каждый наш шаг.
— А мне будет известен каждый его шаг. Лучше иметь известного врага под рукой, чем неизвестного Бог знает где. — Корбетт провел костяшками пальцев по шраму на лбу. — Изменники должны что-то предпринять до того, как вернется Эдуард. Если Хью замешан, Уильям выведет нас на него.
— А ты все еще сомневаешься, что Хью причастен к этой измене? — фыркнул Рокк.
Глаза Корбетта потемнели; он нахмурился.
— Правда выйдет наружу. Если он виновен, то ему нечего ждать от меня пощады. Но я должен получить доказательства, прежде чем обвиню собственного брата. Я должен получить доказательства.
Глава 14
Приближалась зима. Неослабевающие резкие ветры выхолаживали долину, завывали в зубчатых стенах замка, захлестывая все уголки Оррика то ледяным дождем, то мокрым снегом.
Лиллиана с радостью предпочла бы снег. Она могла бы смириться и с обледенелыми дорожками, и с более крепким морозцем, если хотя бы деревни лежали в спокойствии и белизне под прекрасным одеялом из пушистого белого снега. Но жестокий холод, вцепившийся сейчас в Уиндермир-фолд, не оставлял даже такого утешения.
Жизнь в деревне почти замерла: и люди, и скот теснились в своих укрытиях в поисках тепла. Но в замке дела шли своим чередом, как в любое другое время года, разве что пламя в каминах горело жарче и слуги дольше сидели перед огнем. Ежедневные хлопоты — приготовление пищи, наведение чистоты и управление поместьем — требовали такого же внимания, как всегда.
Но жизнь Лиллианы неузнаваемо изменилась. Она твердо взяла хозяйство замка в свои руки. Не осталось ни одного слуги, который позволял бы себе отлынивать от работы: ее крутой нрав был уже всем известен. Суровый вид ее воинственного мужа тоже отбивал охоту бездельничать.
Заботы о маленькой Элизе отнимали у Лиллианы не слишком много времени: у девочки была кормилица, да еще за ней ухаживали Магда и Ферга. Поэтому малютка не доставляла Лиллиане ничего, кроме удовольствия, и она старалась пробыть в детской как можно дольше.
Зато мужчины, живущие в замке, бесконечно досаждали ей. Один сэр Рокк чего стоил, с его вечно хмурым выражением лица и пристальным взглядом. Никогда раньше она не чувствовала себя предметом столь острой неприязни, какую питал к ней он, и это постоянно отравляло ей те часы, которые она бывала вынуждена проводить в его присутствии.
Однако еще хуже обстояло дело с Уильямом. По ее просьбе ему было позволено остаться в Оррике, хотя Корбетт ясно дал понять, что пошел на это неохотно и только ради малютки Элизы. В результате Уильям постоянно торчал в парадной зале, вообще не давая проходу Лиллиане.
В эти холодные, морозные вечера он был очарователен как никогда. Он развлекал всех забавными историями, соблазнительными слухами и анекдотами, поражающими воображение, о лондонском придворном обществе. Долгими вечерами в освещенной факелами зале Лиллиана не раз вспоминала юношу, который некогда пленил ее воображение.
Но она также явственно ощущала, как копится гнев в душе Корбетта.
Днем ее супруг являл собой образец лорда, не знающего усталости. По его приказу плотники расчистили в амбарах площадки для упражнений, так чтобы он и его воины могли ежедневно и при любой погоде совершенствоваться в боевом искусстве. Он изучил все уголки и закоулки, которыми изобиловал старый замок, а затем на основании своих новых познаний построил чертежи, чтобы усовершенствовать систему обороны замка и сделать его более удобным для жизни. Он просмотрел расчетные документы лорда Бартона и, к великому возмущению Лиллианы, ее собственные хозяйственные книги. В конце концов он вполне постиг — до мельчайших подробностей — сложный механизм управления Орриком.
Куда бы он ни сунул нос, везде он производил те или иные перемены, что крайне раздражало Лиллиану. Но в одном он был тверд, как адамант: они никогда не должны спорить при свидетелях.
И в этом заключалась еще одна сложность. После того как утихала ее ярость, она не могла понять, как это у него получается: спокойно пренебрегать ее желаниями, а потом еще ожидать, что она придет к нему ночью по доброй воле. Одна только мысль о его безошибочной способности утихомирить ее поцелуями приводила ее в бешенство. Каждый раз она была преисполнена решимости оказать ему сопротивление и как-то внушить, что и с ее мнением необходимо считаться. И все же она неизменно уступала.
