— Как насчет произношения? У человека, которого я помню, голос был какой-то мертвый. И странный акцент.
— Не-а. Должен сказать, в таком тумане можно «Титаник» поднять, и никто ничего не увидит, если не подобраться на пять футов.
— Попроси патруль вернуться и обыскать их снова, когда они пойдут к берегу.
— Попробую. Но Иджи не может на одном месте крутиться.
— И двигайся к пристани. Когда я появлюсь там, Стоун узнает, где я.
Писк телефона сообщает о другом входящем звонке, поэтому Воорт заканчивает разговор с Микки.
— Фрэнк Хеффнер.
— Когда я с тобой закончу, ты сильно пожалеешь, что ты не Фрэнк Хеффнер.
Камилла.
— Где ты? — Хоть она и злится, Воорта захлестывает волна облегчения. — Я пытался дозвониться несколько часов!
Она в ярости.
— В воздухе, вот где. В самолете.
Облегчение превращается в панику. Воорту кажется, что из машины откачали весь кислород.
— Я над Мексиканским заливом. Не могу поверить, что ты мне лгал. Ты лгал, Воорт!
Воорт быстро прикидывает расстояние. Мексиканский залив. Это значит, что до Нью-Йорка ей еще около двух с половиной часов.
— Где точнее, Камилла?
— Не говори со мной таким тоном и не перебивай, пока я не закончу. Я связалась по Интернету со Спрус. Беспокоилась о тебе, когда ты не позвонил, сволочь. Ты действительно думал, что я не узнаю, что произошло?
У Воорта начинают дрожать губы.
— Спрус сказала мне, что семья проголосовала против. Они велели тебе остановиться. Ну, я тебя предупреждала, что вернусь, если ты солжешь! О чем еще ты лгал? А?
— Успокойся.
Вот слово, от которого гарантированно вспыхнет любой безработный высококлассный режиссер телевидения.
— Если не можешь доверять человеку, зачем вообще быть с ним? — шипит она.
— Нам надо поговорить.
— О, теперь ты хочешь поговорить? Я даже не собиралась звонить, пока не приземлюсь, но сидела тут и злилась все больше и больше. Я тебя предупреждала. Мой бывший муж мне лгал.
В голосе Воорта спокойствие, которого он не чувствует.
— Пожалуйста, скажи мне номер твоего рейса.
Молчание. Он представляет, как ее самолет касается земли. Видит Леона Бока в аэропорту. Вспоминает слова Антонии Нидаль: «Там, где появляется Бок, кто-нибудь обязательно умирает». Дорога до аэропорта Кеннеди с Манхэттена занимает тридцать минут… или Камилла прибывает в другой аэропорт?
Она еще на линии?
— Во сколько у тебя посадка, Камилла?
Воорт слышит ее дыхание. Она еще здесь. Благодарение Богу.
— В девять тридцать, — огрызается она. Еще три с половиной часа.
— Какой аэропорт?
— Кеннеди.
— По-прежнему «Америкэн эрлайнз»?
Она отключает телефон. Это ее способ сказать «Пошел ты. Сам узнавай, скотина».
Впереди табличка с надписью «ИСТ-САЙДСКИЙ ПРИЧАЛ».
«У меня еще есть время обыскать яхту Стоуна».
«Сосредоточься», — приказывает себе Воорт. В тумане «вольво» вплывает на стоянку. У него ощущение, что запущен обратный отсчет. Время дробится на задержки и вопросы. Оно и ускоряется, и замедляется одновременно.
Да будет ли вообще на яхте что-нибудь предосудительное?
На часах 6.00 утра. Золотой берег Манхэттена, где, если верить местным жителям, за деньги можно купить все. Охранница у ворот начинает нервничать при виде ордера, предъявленного Фрэнком Хеффнером, но полиции она боится меньше, чем гнева нанимателя и проблем с муниципалитетом. Это миниатюрная блондинка лет двадцати. Форма ей велика. Воорт замечает зажатый в руке учебник по статистике. Видимо, ночная работа — подспорье при учебе в колледже.
— Хозяева всех плавсредств обязаны оставлять ключи в конторе, но я не знаю, что делать, — говорит она. — Если возникает проблема, я должна звонить в полицию, но вы и есть полицейский!
— Впустите меня, — приказывает Воорт, игнорируя вопрос. Если она решит сначала позвонить Стоуну, Воорту, наверное, придется ждать.
В гавани пахнет дизельным топливом и солью, а еще со старого Фултонского рынка доносится запах рыбы. Где-то в тумане слышны звон и гудки, словно какие-то механические животные перекликаются на незнакомом языке.
Воорт идет за охранницей по плавучему доку.
— Мистер Стоун уволит меня, — говорит она через плечо.
— Я скажу, что вы пытались остановить меня. Устроили драку. Пожалуюсь на вас. А сейчас пустите меня на яхту.
Скрипит резина. Амортизаторы трутся о причал. Воорт слышит тихую, приглушенную музыку: Коулман Хокинс играет на саксофоне «Санктисити». Где-то на причале ждет рассвета любитель джаза.
«Кандейс» стоит в конце причала, ослепительно белый фибергласовый корпус словно покрыт испариной, название блестит золотом. Воорт узнает стремительные линии с кассеты Куинонса и фотографии в кабинете Стоуна.
«Хоть бы нашлись повреждения», — надеется он, пока охранница поднимается на корму со связкой ключей. Первый не подходит. Яхта модели «Орсон-57» с вытянутым открытым мостиком. Раздвижная стеклянная дверь салона запотела. Оттуда, где стоит Воорт, незаметно, чтобы яхта пострадала от столкновения, так что, возможно, ремонтные работы, упомянутые в бумагах Макгриви, были ложной уликой. Но Воорт еще не ви-
*** пропуск текста в бумажном варианте
— Давно вы работаете здесь? — спрашивает он.
— Шесть месяцев. Я попробую другой ключ.
— Яхта все время стояла здесь по ночам?
— Кроме того раза, когда ее чинили.
Воорт скрывает возбуждение.
— Когда это было?
Девушка открывает задний салон и отступает в сторону.
— Дайте подумать. Босс сказал, что пару недель посетители смогут пользоваться местом мистера Стоуна у причала, потому что «Кандейс» здесь не будет, а он сам на следующий день собирался в отпуск. Значит, была середина августа, девятнадцатое или двадцатое.
На следующий день после того, как Макгриви начали тратить деньги.
— А что там было? Авария? — небрежно спрашивает Воорт.
— Суда все время чинят, — отвечает она. Воорт идет мимо нее по палубе. Осматривает борта. Никаких повреждений не видно, но все могли давно отремонтировать.
— Вы знаете, где яхту чинили?
— Нет.
— На пристани ведется учет, когда яхты приходят и уходят?
— Нет.
Обладают ли предметы индивидуальностью? Впитывают ли они страсти людей, которым служат? Воорт провел много часов в машинах, домах, самолетах подозреваемых. Он проверял счета и электронную почту, заглядывал в бойлеры, под раковины и в темные, сырые погреба. Еще когда Конраду было пять лет, у них с папой была игра «Найди улику». Они приходили в гости к дяде, и папа говорил: «В этой комнате есть пятно кетчупа. Найди». Или: «На кухне есть кое-что, чему там не место». Или, когда Конрад стал старше: «Все ли тут в порядке? Ответишь правильно — получишь пиццу. Неправильно — покупаешь мне колу».
