решительно зашагал к выходу, звеня шпорами и шурша роскошными одеждами. В его сердце кипели обида и гнев, но он усилием воли подавил их, вознося мысленную молитву Господу.
"Всеблагой Отче наш, - шептал он, сжимая висящий на груди крест. - Укрепи и направь меня на избранном пути. Дай мне сил противостоять злу и творить добро вопреки всему. Не допусти, чтобы я сломался или отступил перед лицом испытаний. Защити свою паству, спаси невинных и гонимых. Вразуми жестоких и неправедных. Яви всем свою любовь и милосердие, дабы расточились тьма и скверна, царящие ныне в державе нашей. Да святится имя Твое и да пребудет воля Твоя. Аминь".
С этой горячей молитв ой Хьюберт Уолтер покинул королевский дворец и отправился в свою епархию - вершить последние дела и прощаться с паствой. Он знал, что впереди его ждут нелегкие времена опалы и неизвестности, но в душе его царили покой и решимость. Ибо он сделал все, что мог, дабы защитить правду и справедливость. А остальное было в руках Божьих.
Меж тем в Йорке уже вовсю кипели сборы и приготовления. Робин Худ и Ревекка, продав свой скромный дом и раздав беднякам все, что не могли унести с собой, готовились пуститься в далекий и трудный путь. Они решили плыть в Италию, в вольный город Венецию, где, по слухам, евреи жили свободно и зажиточно, не ведая гонений и притеснений.
Весь еврейский квартал высыпал на улицы, чтобы проводить своих заступников и друзей. Люди плакали и благословляли их, совали в руки узелки с едой и подарками, просили не забывать о них и писать почаще. Особенно страдали и убивались старики и дети, для которых Ревекка была доброй феей и целительницей.
Сама же Ревекка, бледная и осунувшаяся, едва сдерживала слезы, обнимая на прощание соседей и подруг. Ее терзали сомнения и страхи, но она не подавала виду, стараясь ободрить и утешить своих близких.
Не горюйте, родные мои, - говорила она, из последних сил улыбаясь сквозь слезы. - Мы еще свидимся и будем вместе. Господь не оставит вас, а мы будем молиться за вас денно и нощно. Держитесь крепче и верьте - черные дни пройдут, солнце вновь воссияет над нашими головами.
Робин, суровый и молчаливый, уже сидел на облучке повозки, запряженной двумя крепкими мулами. Рядом с ним примостились притихшие дети - двое сыновей и дочь. Наконец, Ревекка, в последний раз расцеловав рыдающего отца, вскарабкалась на повозку, и Робин тронул вожжи.
Скрипя колесами и пыля, повозка медленно выкатилась из ворот квартала и покатила по мощеным улицам Йорка. Вслед ей неслись плач, причитания и благословения провожающих, но супруги, не оглядываясь, смотрели вперед - туда, где за городскими стенами начиналась новая неведомая жизнь.
- Ну вот и все, Ревекка, - тихо проронил Робин, когда последние дома остались позади и повозка выехала на пустынный тракт. - Мы покидаем Англию. Быть может, навсегда. Оглянись в последний раз на родные края. Запомни их.
Ревекка, всхлипнув, обернулась и долгим взглядом окинула зеленые холмы и рощи, сизые полосы рек и ручьев, старые норманнские башни и саксонские усадьбы.
- Прощай, Англия, - прошептала она, комкая в руках край платка. - Прощай, земля неласковая, но родная. Быть может, когда-нибудь мы еще ступим на твою благодатную почву - вольными, равными, желанными. А пока прости нас и отпусти с миром. Мы будем помнить и любить тебя, что бы ни случилось.
С этими словами Ревекка отвернулась и, спрятав лицо на груди мужа, разрыдалась. Робин обнял ее за плечи и прижал к себе, бережно поглаживая по спине. Теперь только друг у друга да у Бога они могли искать опоры и утешения.
В этот миг им обоим вспомнилось то, что предсказал им когда-то мудрый старец-еврей, друг Исаака из Йорка. Много лет назад, когда Робин и Ревекка только поженились, он пришел к ним в дом и, пристально глядя на молодых своими выцветшими, но зоркими глазами, изрек:
"Слушайте, дети мои, что я вам скажу. Ждут вас в жизни и радости, и печали. Будет у вас и дом, и очаг, и потомство. Но придет час, когда покинете вы этот кров и уйдете в чужие края - искать лучшей доли. Ибо написано вам на роду - быть вечными странникам и искателями. Таков удел всего нашего народа - блуждать по свету, гонимыми ветром скорбей, пока не обретем мы истинную отчизну - не на земле, но на небесах. Так примите же свой жребий безропотно, с верой и надеждой. Пройдите этот путь достойно, не теряя лица и корней. И будет вам награда - и в этой жизни, и в грядущей".
Тогда новобрачные только посмеялись над этим туманным пророчеством, сочтя его досужей болтовней выжившего из ума старика. Но сейчас, вступая на дорогу изгнания, они вдруг поняли, как был прав тот мудрец. Поняли, что их судьба - и судьба их детей, и детей их детей - лишь звено в цепи скитаний и исканий их древнего народа, колена Израилева. Звено, уходящее корнями в глубину библейской истории и тянущееся в неведомое будущее.
"Что ж, да будет так, - подумал Робин, тряхнув седеющей головой. - Пусть мы вечные изгои и бродяги. Пусть нам не дано осесть и пустить корни ни в одной стране. Но зато в наших силах сохранить верность себе, своему роду и Богу. Передать детям родную веру, язык и заветы. Не дать погаснуть тому вечному огню, что тлеет в наших сердцах. И если мы сумеем это - значит жизнь прожита не зря".
С этими мыслями Реувен бен Исаак, он же Робин Худ, отважный воин и благородный разбойник, продолжал путь на юг - прочь от туманного Альбиона, прочь от былых битв и свершений, навстречу иным испытаниям и надеждам. А рядом с ним, рука об руку, шла его верная подруга и соратница Ревекка - мать его детей и хранительница его очага. Та, кому он, изгой и одиночка, отдал свое сердце, сам того не ведая обретя дом и родину.
Глава 32: Возвращение и разочарование
Серое, затянутое тучами небо нависло над древними стенами поместья Айвенго, словно отражая мрачное настроение его обитателей. Унылый осенний пейзаж, с его обнаженными деревьями и жухлой травой, казалось, вторил общему ощущению безнадежности и тоски.
По подъездной аллее, усыпанной гравием, медленно ехал одинокий всадник. Его некогда блестящие доспехи были покрыты ржавчиной и грязью, а плащ изорван в клочья.
