неодобрение.
— Есть мнение, причём не только моё, что Вы, Аркадий, просто охерели в край. Берега малясь попутали.
— Вы, дорогой Предок, откуда таких слов-то набрались?
— Я не граф, мне по статусу вежливость не положена. А вот ты должен демонстрировать…
— Да я вообще мастер спорта международного класса по уважению к самому дорогому и навек любимому Предку.
— Ты мастер спорта по созданию приключений из нихрена, — выдохнул он. — А ну давай, поведай, в какую ещё очередную лепёху ты вступил?
Мне вернулся мой обычный образ в стильном костюмчике.
— Дык, я ваще не сходил со старой. Ты там давеча говорил, что грядёт мор, война и семь казней египетских.
— Это не я и не тебе. Тебя ждёт дом престарелых, смерть в одиночестве и слабоумии, если не озаботишься о том, чтобы завести как можно больше баб и наплодить отпрысков, чтобы немедленно сделать свой род многочисленным и могущественным.
— Я пока гнёздышко совью. А до этого надо бы, чтобы меня не распустили на шнурки. Кстати, об этом. Ты говорил, что у меня риск войны.
— Не прямо в таких выражениях.
— Ну, Филин, ну блин, ты ж птица говорун.
— В каком, твою масть, смысле? — негодующе взъерошил перья Филин.
— В смысле, что отличаешься умом и сообразительностью.
— Всё равно звучит, как издевательство.
— Дорогой мой друг…
— У тебя нет друзей, Аркадий.
— Мин херц! Мон амур.
— Аркадий, я тебя сейчас ударю. Прямо сильно. Будь серьёзен, ты тратишь моё драгоценное время.
— Да, — я осмотрелся, в лесу больше никого не было, — Мне кажется, что в очереди я один. Так вот. Я прошу подтвердить, что моему каганату угрожает война.
— Он не твой, — сварливо ответил дотошный Филин.
— И всё же? Ты пойми, я людей напрягаю, трачу деньги на оружие, стены строю, кагана застраховал от увечий.
— Мудро. Это никогда не лишнее.
— Дал обет безбрачия до конца войны. А будет ли война?
— Ты нудный, Аркадий. Душный. Откройте окно! Ну да, угроза войны не иллюзорна. Да что там говорить, она всенепременно будет и именно в том каганате. Ты бы пересидел в Кустовом, пока дым не уляжется?
— Пока он уляжется, там уже будет новый каганат и все мои усилия пойдут прахом и пухом.
— Да справятся степняки без тебя. Всегда справлялись же как-то?
— Нет, не верю. Я верю, что если сам буду участвовать, только тогда всё будет хорошо.
— Не доверяешь им?
— Не доверяю. Дрогнут они в трудный момент. Облажаются по-королевски.
— Ну и что? У тебя и в Кустовом всё на мази. И тебе местные, чиновники, бандиты, китайцы… Кстати, классные ребята.
— Что, польстили тебе строительством Алтаря поклонения?
— Это не лесть, а заслуженный знак внимания.
— Там, конечно, всё ровно, в Кустовом. Но город-то не мой.
— А новый? — Филин задумался. — Ну да, новый будет буквально твой.
— Не каждый дворянин может похвастаться собственным городом.
— Не пытайся манипулировать мной, Аркадий, и моим естественным самоуважением.
— Я поставлю памятник своему Предку-покровителю. На случай, если забыл, это ты. Тебе памятник.
Он довольно закряхтел.
— Ну ладно, ладно. Могу только намекнуть, что угроза исходит не от империи.
— Да что ты говоришь⁉
— Не надо меня благодарить. Ладно, я тебе ранее подтвердил, да и сейчас подтверждаю, будет заваруха. Больше рассказывать права не имею. Мне, в сущности, всё равно, что и как, кто там кому кукуху проломит. Мне главное, чтобы твоя неоперившаяся сущность не пострадала. В крайнем случае зови, я тебя эвакуирую. Всё, благодарить не надо. Пока.
Он взмахнул крыльями, и я оказался сразу на Лице, причём в месте, куда намеревался попасть.
Рядом надрывался какой-то переполошившийся голосистый боевик, который пытался вложить максимум эмоций, гнева, власти, уверенности в себе — в слово «налево».
…
— Аркадий свет Ефимович, — новый атаман казачьего войска пятой точкой уверенно осваивал кресло, которое я ему презентовал. — А откуда вообще была уверенность, что вольный люд за меня проголосует? Изберут атаманом?
Бойцы вырубили и выровняли большую площадку, где сейчас происходила строевая подготовка, по отделениям. Это тренировало как самих бойцов, так и младших урядников, которые ими руководили.
Мы сидели на некотором отдалении от войска, но при этом так, чтобы за ними наблюдать, причём я уступил кресло, а сам занял массивный деревянный чурбак.
— Чего? — я понял, что он имеет в виду момент создания казачества в том шатре. — А… Так какие варианты были? География — штука упрямая. Вот взять, к примеру, Степь.
— Тааак. И что Степь?
— Степь физически зажата между четырьмя центрами. Российская империя, Поднебесная империя, Афганистан и Монголия. И выбор у них, с кем дружить, с кем торговать или с кем случится война, если что-то пойдёт не так — он не велик. Они будут дружить, враждовать или воевать с одной из этих сил. И ни хрена против такой упрямой вещи, как география, не сделаешь. Сколько бы их вожди не велись, как дети малые, на подкуп англичан, не раздували щёки, не думали, как будут соседствовать с теми же США… Не будут. Они зажаты несгибаемым географическим фактором в этой игре. Да, отдельно взятый человек может сесть на дельтаплан и улететь на Карибы. А регион не может.
— Но они как раз таки живые люди.
— Зажатые между империей, где они в розыске, вольным городом Кустовым, где на них точит зуб полиция, которая мечтает отыграться за своё привилегированное положение во времена покровительства Вьюрковского и Степью, где если узнают, что они похищали степняков, они тоже проживут недолго.
— Ну, это есть. Было дело…
— А если добавить к этому, что они торчат в предгорьях с очень скромными запасами продовольствия и без особых перспектив, то любой, — я огляделся, чтобы убедиться, что никто из бойцов меня не слышит. — Любой, кто протянет им руку помощи и нарисует перспективу, того они и примут. Проще говоря, их выбор был из одного варианта, и они его сделали.
— Их же целая толпа. Захотели и захватили власть в каганате, любое стойбище, построили себе поселение, хоть корабль, чтобы уплыть к едрене фене.
— Вы мыслите, как организованный и целеустремлённый человек, а они откатились до инстинктов и предельно обострённого беспокойства за свою судьбу. Их можно
